— Только пикни, сука, и станешь ходячей легендой, — пахнущая чесноком ладонь с силой прижалась к ее рту, перекрывая доступ воздуху, впечатывая голову в жесткий диван. — Будешь паинькой, даже почувствуешь удовольствие, — второй рукой он больно ущипнул ее за сосок, скрытый тонкой тканью сорочки.
Она до смерти боялась закричать, чтобы всех не перебудить. Тогда они все станут свидетелями ее позора. В лицо дохнуло чесночным перегаром, и ее замутило. С трудом справилась с рвотным позывом, знала, что если вырвет, то он изобьет ее до полусмерти.
Ужас лишал возможности двигаться. Она лежала, как бревно, тараща глаза в потолок, пока грубые пальцы ковырялись в сорочке, стягивали трусы.
— Беленькая, сладкая… — мозолистые ладони гладили ее по животу и внутренней стороне бедра. — А грудь какая! Уже полностью сформировалась… — Он сжал оба полушария, пытаясь обхватить их руками целиком. Боль пронзила резкая, но страх оказался сильнее. Лишь во рту почувствовала привкус крови от прикушенной губы.
Липкий рот припал к соску, втягивая его в себя, покусывая. Потом перешел к другому. Это длилось бесконечно долго, пока соски не начали болеть, а ему не надоело. Тогда он силой развел ее ноги в стороны и принялся копошиться между ними пальцами. Он пытался залезть в нее сразу всей пятерней. Крик рвался изнутри, но она его заталкивала обратно, чувствуя, как сознание раздваивается. Половина ее уже была не тут, а вторая испытывала все муки ада.
— О-о-о… какая ты сочная и узенькая. Цепочка моя, — он прижался к ее промежности губами и целовался в засос, причмокивая, похрюкивая.
К тому моменту, как он одним рывком вошел в нее, разрывая внутренности, она уже совершенно отупела. Даже на боль не отреагировала. В мозгу билась единственная мысль — убить. Никогда в жизни она до такой степени не ненавидела. А теперь эта ненависть поселилась в ней намертво, занимая всю душу. Ничем уже невозможно будет ее выковырять. Она будет подпитывать ее, заставлять мстить.
Он не мог кончить, терзая ее лоно безостановочно, щипая ноги, грудь, живот, кусая в шею. Она уже практически не соображала, где находится и что чувствует. Но это было еще не самое страшное, как ей казалось сначала. Гоубо выругавшись, он вышел из нее и перевернул на живот с силой, причиняя новую боль, оставляя синяки на теле. Вжал голову в диван и заставил встать на карачки. В следующий миг он вбился в ее задний проход, и глаза заволокло чернотой. Боль пульсировала во всем теле, но она по-прежнему не произносила ни звука.
