– Обманул, чертова пьянь! Сжег родную мать, даже не пытался спасти, – разозлился дознаватель, но решение не поменял.
Пожар случился из-за старой проводки. Если бы по причине непогашенного окурка, тогда да! Сидеть бы Илье лет пять в местах лишения свободы, а так…
Он по-прежнему живет в поселке. Местные его избегают. Как же – родную мать на тот свет отправил. Илья прибился к другу, тоже изгою. Диму жена выгнала. Друзья по несчастью устроились в сарайчике на окраине поселка, недалеко от полустанка, и перемогаются кое-как. Иногда Илья плачет, беззвучно, без рыданий, из пустых глаз текут обильные слезы.
– Да брось ты, Илюха, прорвемся! – утешает Дима, кривясь от жалости.
– Димка, я ее ненавижу! Как она могла меня бросить? Это же немилосердно! – вопрошает Илья, обращаясь не к Диме, а к пустому черному небу. – Сволочь у меня мать, сволочь! Бросила меня.
– Да проживем, Илюха! Как-нибудь проживем, – трясет головой Дима то ли от жалости, то ли с похмелья.
– Как проживем? Пенсии-то нету! На почте не дают. С собой в могилу унесла-а-а-а, – стонет Илья. – Как жить-то теперь?
– Проживем! Как карта ляжет! – сипит Дима, толкая корявой заскорузлой рукой плечо Ильи.
Тот от неожиданности падает навзничь. Бьет руками по земле и воет:
– Как проживем? Как карта ляжет?
