– Арсений, ну что ты пристаёшь к человеку! – не выдержала я.
И Вере:
– Не обижайтесь. У него настроение меняется сотню раз на день.
Вера засмеялась. Она зажгла газ и поставила на огонь чайник.
– Ты даже не представляешь, как прав. Больше всего я сейчас ценю непринуждённую атмосферу, тёплых, искренних людей. Вот вчера мама Офелии принесла пирогов с капустой, так я чуть не заплакала.
– Не надо смеяться над «Пилигримом». – На Арсения вдруг как туча набежала. Он смотрел на Веру и кусал губы.
– С чего ты взял, что я смеюсь?
– Я понимаю, что при том образе жизни, который ты привыкла вести, наш театр с его гастролями – это провинциальная чепуха, только развлечение для тебя. Пироги от Офелии… Но для нас это очень серьёзно.
Вера смеющимися глазами смотрела на Арсения. Я подумала, что она рискует. Семья и «Пилигрим» – это были области, где, чтобы зацепить Арсения, хватало одного неловкого слова. Я встала и обняла его за плечи.
Я спросила Веру:
– Расскажите, каким образом вы организуете гастроли?
Вера заговорила, но, должно быть, ей стало скучно. Вскоре она сказала, что ей пора уходить, поблагодарила за гостеприимство и попрощалась. Я проводила её и вернулась на кухню.
Арсений сидел за столом и смотрел в окно.
Всё это время я готовилась к тому, что Арсений останется у меня. Представляла, как обниму его и попрошу прощения. Налью ему чая. Я глядела на его профиль. Сегодня он казался мне родным и желанным. Я вспомнила, как меня грызла совесть, когда мы в первый раз проснулись вместе, как жгли стыд и раскаянье, – но всё это исчезло, стоило ему только проснуться. Он раскрыл сонные глаза, увидел меня и улыбнулся такой счастливой и безмятежной улыбкой, что я, помню, тогда подумала: если человек после этого так улыбается, то это не может быть неправильным… Потом, конечно, были рецидивы. Пару раз я взбрыкивала: наши отношения казались мне гротеском и фарсом, а я себе – какой-то трагикомической, а иной раз и пошлой фигурой; много раз я спрашивала себя, к чему всё это… Но в итоге решила, что когда-нибудь Арсений встретит ту, с которой захочет прожить жизнь, да и мне наконец повезёт в любви…
Арсений резко развернулся – на его лице была написана странная, какая-то отчаянная решимость.
– Я ухожу, – сказал он, поднявшись.
Я опешила.
– Сень… мы долго не увидимся.
– Ты не поняла. Я насовсем. Я тебя бросаю. Так всем будет лучше. – Он поцеловал меня в щёку и быстро прошёл в прихожую. – Пока!
Я стояла у окна и смотрела, как он вышел из подъезда, прошёл двор и скрылся за углом. Он не поднял глаза на моё окно и ни разу не оглянулся.
