— Да кто ж он такой, Харитон этот? — взвился я в пьяном недоумении. — Почему не знаю?
— Знать, захотел чего, — старик всосал в себя устрицу, отхлебнул белого, — Харитон, он же не только на Родину покровы тянет, и на нем густо лежит, не бойся… — вынул косточку из маслины и пульнул ею в банкетный стол. — Эти он, на что, Лютиковы-Семицветовы, Европенки… да ну их, нечисть бессеребрянную… А про Харитона… До Утра можно… Да сам, хочешь, спроси. Харитон везде уж влез.
Я задумался. Какой-то ритуальный страх овладел мною. Наверное, что-то похожее ощущал испытываемый на верность Иегове Авраам… Только я еще был без ножа…
— Ну а в сугубо научном, ядерном, скажем, деле…
— Милок, что ты? Любопытнейшая вещь была. Две станции голубчик наш ухойдокал. Под покровом… О, была накидочка, блеск, экологией звалась, жаль прохудилась рано… Обстановочка, разумеется, радиационная, протесты, опять же, комиссии всякие… А там плутонию, скажу тебе, набежало, что у шейхов энтих вся бедурма в слюнях… И закрыли, и продал… Продал и продал, другой бы свернулся быстренько, да шмыг, не таков Харитон, он и о землице подумал — на сорок сантиметров подчистую срезали, там же колыбель, как его, гумуса, черноземище жирный, ровно масло тебе, в Китай весь ушел. От так вот — ему (Плутонию) налево, а ей, землице — направо…
— Погоди, — остановил я старика, и голос мой звучал как будто сквозь пелену дремоты, — ас аборигенами что?
— Что-что, всё, как и хотели — природой живут, при керосине. От «телика» пока не отучатся только, но дают часа на три электричества. Новости проглядеть. Обнадеживающи. И глины кругом… Целина…
— Так он же гад, Харитон, твой! — схватил я со стола вилку, готовясь поразить ненавистную тень.
Заслышав заветное имя, с банкетного стола поглядели на наш, недобро так поглядели, старик меня ущипнул, и тут с шумом распахнулась дверь, и в зал, сопровождаемый двумя огромными молодцами в кабаньих подбородках и стреляющих маленькими глазками с коротко стриженного продолжения шей, вошел… щуплый подросток: ежик волос, торчащие уши, рогатка в руке. Схватив со стола маслину, он зарядил ее в рогатку и пульнул в банкующих за длинным столом. Маслина, выпущенная умелой рукой озорника, попала в батюшку, прямо в жирный лоб, переходящий в потную залысину, шпокнула и растеклась черноватым глянцем. Поглядев на ручищи батюшки, я испугался за подростка, многого могла ему стоить невинная шалость. Батюшка, действительно, в жутком гневе приподнял свое покрасневшее чело, но тут же опустил глаза, басисто пришептывая:
