– Снимайте, – голос камердинера вернул в игру.
Точнее, в комнату, где пахло сукном, деревом и немножечко пылью. Видимо, убираются здесь пореже, чем в других, а еще это единственная комната в доме, где свет не льется из распахнутых настежь окон, запертый за портьерами цвета горького кофе. Освещала комнату люстра, расположенная аккурат над столом. Я даже приблизительно не представляла, который сейчас час.
– Почему здесь так темно?
– Чтобы никто не мог определить время.
– Никто из игроков?
– Верно. – Жером прикрыл ладонью колоду.
– Поэтому и часов нет?
– Да. Во время игры очень важно ни на что не отвлекаться.
– Но так же обо всем позабыть можно.
– А для чего это делается? – Камердинер мужа приподнял брови. – Азарт – страшная штука. Особенно для тех, кто только пробует свои силы. Парочка выигрышей, и человек возносится на вершину, падать с которой невероятно болезненно.
Такой вот азарт довел отца Луизы до полного разорения. Потом он взялся за ум, но… было уже слишком поздно. Если бы сына не выручил граф Солсбери, сидеть бы ему в долговой яме. И в тюрьме, если кредиторы позволили бы дожить.
– Особенно больно бьет по карману. И часто здесь собираются начинающие?
Допускает ли Эльгер в узкий круг людей со стороны?
– Случается. Но здесь играют по-честному, потому что ставки слишком высоки.
Я закусила губу. Сняла карты, Жером сдал.
И спустя какое-то время забрал себе остатки пуговиц, чем окончательно свел мою самооценку ниже уровня бочек с вином. То ли я не умела блефовать, как он это называл, то ли просто не была рождена для игры в карты. Ну оставалась еще крохотная надежда на то, что мне просто не везет, которой я себя почти утешила, когда двери вдруг распахнулись и на пороге возник Анри собственной персоной. Сначала его брови подпрыгнули вверх – уж не знаю, что его удивило больше: мое предпочтение картам перед книгами или то, как хитро на меня смотрел Жером, ссыпая пуговицы в шкатулку. А может, и сами пуговицы.
– Хм, – изрек наконец супруг, когда обрел дар речи.
– Вы были заняты, а миледи откровенно скучала…
Серые глаза блеснули так лукаво, что я невольно заподозрила странный заговор. А вот взгляд, которым Анри наградил камердинера, совсем не понравился: тяжелый и очень-очень недобрый. Меня не положено было учить играть в карты? Или Жерому дозволено общаться со мной только в рамках оберегающей деятельности?
– Оставь нас, пожалуйста.
Ой-ой.
Кажется, кому-то сейчас влетит. То есть кому-то влетит пораньше, а кому-то попозже.
