Только да не будет в нас праздным сие помышление; углубим его и восприимем сердцем – и Суд, и осуждение, и решение Суда.
Ныне есть ли кто? Кто бы верно судил о себе и был верно судим другими? Самолюбие скрывает нас от себя и своего суда совестного; тело и пристойная внешность укрывают нас от проницательности лиц, окружающих нас. По богозабвению и не говоря как бы говорим мы в себе: «Не видит Бог!» Не то будет там: и себе будем мы все открыты, и другие будут видеть нас, каковы мы в словах, делах и помышлениях. Каждый, видя себя, будет сознавать, что он видим всеми и пронимается светлейшими паче солнца очами Божиими. Это сознание всеобщности видения грехов своею тяжестию подавит грешника и соделает то, что ему легче было бы, если б горы палки покрыли его, нежели как стоять так, составляя открытую цель для взоров и Небесных, и земных.
Ныне мы изобретательны на снисхождения и разными способами извиняем себя и пред собою, и пред другими, и пред Богом. Тогда не будет места никаким оправданиям. И наша совесть будет говорить нам: «Зачем ты так делал?» И в глазах других будем мы читать: «Что ты это наделал?» И от Господа будет печатлеться в сердце укор: «Так ли тебе следовало делать?» Эти осуждения и укоры со всех сторон будут тесниться в душу, проницать и поражать ее, а оправдаться нечем и укрыться некуда. Эта новая тяжесть – тяжесть всеобщего осуждения безоправдательного – еще нестерпимее будет тяготить грешника безотрадного.
Ныне нередко проволочка следственных дел облегчает участь преступника и манит надеждою оправдаться. Там этого не будет. Все свершится во мгновение ока: и Суд без следствий, и осуждение без справок с законами, и возражений не будет. По мановению Божию отделятся праведники от грешников, как овцы от козлищ, и все смолкнут, ничего не имея сказать против этого Суда и осуждения. Ждется последнее поражение грешнику – решение; и се, слышится: «Приидите, благословеннии!.. отыдите, проклятии, в огнь!» (ср.: Мф. 25, 34, 41). Решение невозвратное и неизменяемое, запечатлевающее участь каждого на вечные веки. Вечные веки будет звучать в ушах грешника осужденного: «Отойди, проклятый!» Как вечные веки будет ублажать праведника сладкое слово: «Прииди, благословенный!» Эта тяжесть отвержения есть самая нестерпимая тяжесть, имеющая тяготеть над нераскаянными грешниками.
Вот что будет! И вот что ныне хочет впечатлеть в сердце наше Святая Церковь! Восприимем же чувством эту безотрадность состояния грешника в последний день, – безотрадность, в которую поставят его тогдашний Суд, осуждение и решение; восприимем и позаботимся избежать ее. Никому не миновать Суда. Все будет так, как написано. Небо и земля прейдут, а слово Божие о том, что они прейдут и потом будет Суд, не прейдет. Враги разве мы себе? Не враги. Так поспешим избежать беды, туги и отчаяния, какими грозит нам Последний День. Как избежать? Или праведностью, или милостивым оправданием. Если не имеешь праведности, за которую мог бы ты стать с теми, кои одесную Судии, то поревнуй заранее оправдать себя пред Богом, омывшись в слезах покаяния и очистившись подвигами самоотвержения, – и будешь принят в число их по оправдывающей милости, если не по правде.