Столкнувшись с халтурной раскладкой ящиков, мы решили чуть подвинуть один, слишком выпиравший углом, но как ни тужились вдвоем, как ни хрипели и ни вскри'йивали «р-раз, два, взяли!», ничего у нас не получилось — ящик будто сплавился со стальным листом, на котором лежал. Да и так ли уж нужна была эта симметрия, подумал я. Бог с ними, как стоят, так пусть и стоят. Как физик я знал, что симметричное расположение более опасно, во догадывался и об опасности нарушений симметричных систем.
Сашок оказался смышленым парнем. Из глухой деревни Северного района — дале, как он говорил, болота да ягель,— а, гляди-ка, и в геометрии шурупит, и в уме быстро считает, без ошибок. Прыгая со стеллажа на стеллаж, перебегая с рулеткой по проходам, он все высвистывал какую-то везвакомую мне мелодию, а то, вдруг забывшись, начинал напевать слабым, во приятным теворком: «Ой-ё-ё-ё-ё-ё-ё...». Мелодия мне очень повравилась.
Во время перекура я спросил его, что за песню он напевает. Он смущенно засмеялся:
— А че?
— Ниче,— в тон ему ответил я.— Нравится.
— Ну?
— Вот те и ну. Что за песня? Ой-ё-ё-ё-ё-ё-ё,— напел я.
— А зачем вам? — осклабился он.
— У меня аккордеов, вернусь домой, подберу по слуху.
— Аккордеон?! — Сашок даже рот открыл от удивления. — Какого цвета?
— Голубой, перламутровый, вемецкий.
— Большой?
— Маленький, вот такой,— показал я от плеча до пояса.
— Ух ты, птица-мечта!
— А ты что, музыку любишь?
— Ага.
— Играешь на чем-нибудь?
— На мавдолинке, чуток.
— А есть инструмент?
— Дома есть. От бати остался.
— А он что. ..
— Нет, нет, он живой, ушел от нас, а мавдоливка вроде как на память. Боле-то ничего не оставил. Ох, он здорово играл! И меня научил.
— А песня? — напомнил я.
— Ах, эта... — Сашок разулыбался, опустил глаза.— Сам сочинил.
— Сам? — удивился я.— Как? Расскажи!
— Не знаю, бурчал, бурчал и набурчалось. У меня часто в голове звучит, крутится всяка музыка — и по радио, и киношная, и своя.
— Запоминаешь? Свою-то?
— Ага. А много ее, хотел нотам обучиться, да где там. В нашей дыре плакучей. ..— Он беспечно махнул рукой, засмеялся.— И так музыки навалом, все кому не лень сочиняют, без меня хватает.
— Кто у тебя дома остался? — спросил я.
— Кто... Мамка, бабушка, младой братишка.
— Отец давно ушел?
— А как мамка ослепла, так и ушел.
— Ослепла?! Отчего?
— А болела чем-то и ослепла. На глаза подействовало.
— И сейчас не видит?
— Ага.
— А как же,— начал было я, но запнулся на слове «отец».
— А ничего, уже привыкшая. Мы с вей даже в лес ходим, за грибами, за ягодами.
