Тревожно становилось в Чечне. Поэтому молодой путник, подходивший в то утро к Борою, не слишком удивился, заметив движение на улицах обычно тихого аула.
В этот день утром бороевцев поднял крик глашатая:
— Эй, люди, спешите к мечети, спешите к мечети!
— Что еще там стряслось? — спрашивали люди, выходя со дворов.
— Начальник едет, начальник…
— Чей же труп он везет? — невесело пошутил кто-то.
— Не знаю, ему виднее, — отвечал чернявый и худенький, как высохший чурек, глашатай.
Продолжая выкрикивать свой призыв, он обошел всю главную улицу; весь вид его говорил, что он знает не больше того, что произносит.
Люди направились на площадь, кто с топором, а кто с вилами, — словом, так, как они собирались на работу. Женщины, опешившие по воду, останавливались и в знак почтения к мужчинам опрокидывали свои кувшины. Они сходили с дороги и робко поглядывали вслед идущим.
Когда упомянутый нами путник вошел в аул, площадь перед мечетью постепенно наполнялась встревоженными людьми. Юноша остановился в стороне от толпы, живые его глаза перебегали с одного лица на другое. Взволнованные предстоящим событием люди даже не обратили на него внимания.
Наконец на холеном коне появился старшина Гишлако с рыжей квадратной, коротко остриженной бородой. На шее у него болталась длинная медная цепочка с эмблемой старшинской власти. Бороевцы не любили своего старшину за жестокость, а еще больше за то, что не сами выбрали его — он был назначен царской администрацией им назло.
Старшина тяжело выпрямился на стременах и крикнул:
— Ждите, люди, ждите, сейчас он прибудет!
Наезжая конем на людей, старшина теснил толпу, расчищая дорогу для знатного гостя. Добравшись так до мечети, он повернул назад и поскакал навстречу чиновнику. Бороевцы молча глядели ему вслед.
Но вот на краю аула поднялась пыль.
— Едут! Едут! — закричал глашатай, выбегая на площадь.
Вслед за ним выехало еще несколько всадников. Впереди скакал старшина.
— Расступись, народ, расступись! — покрикивал он, замахиваясь плеткой.
У мечети он ловко соскочил с коня. Около него, придерживая вздуваемые ветром полы халата из зеленого сукна, стал белобородый кадий. Он оперся на длинный крашеный, цвета халата, посох.
Наконец появился и сам высокий гость, по всем признакам — большой начальник — тучный полковник с позолоченными погонами на широких плечах. Он спешился у дома старшины и, постукивая концом серебряной шашки о ступеньки, поднялся на крыльцо. Извлек из кармана синего кителя белоснежный платок и отер потное лицо.
