«Идемте лучше вперед. Что-нибудь да найдем. Правда, в такую рань нам самим придется затопить печь, но я к этому уже привык. Выпьем чего-нибудь согревающего, кальвадоса например, если найдется. Только не вздумайте обижаться на меня».
Лучше вперед, чем обратно, где не дай бог Тереза опять будет толкать Губера ногой под столом. А здесь он с ним с глазу на глаз.
Так добрели они до Мотье, не то городка, не то деревни, благополучный вид которой поражал в такой суровой и окаменелой глуши. Трактир располагался на широкой улице, недавно застроенной крепкими крестьянскими домами. Он примыкал к кузнице, и со двора непрестанно доносились удары молота о наковальню. Миловидная женщина в явно французском наряде отворила им и, заметив несчастный вид Губера, пригласила поскорее войти и поставить ботинки сушиться к печке. Сейчас она разведет огонь, пошевелит только угли да подложит поленьев, печка еще не остыла, вчера ведь было воскресенье, мужчины сидели да бражничали тут до полуночи. Потом принесла ему, франту, какие-то бесформенные и толстые войлочные сапоги и подала им горячий грог с большим количеством коньяка.
Они были единственными посетителями. О чем только не было говорено между ними доселе, и вот настал миг обсудить то, ради чего они уединились. Форстер не знал, как начать. Но потом, тщательно следя за тем, чтобы не дать волю обиде и ревности, сумел заставить себя напомнить то, что они давно знали друг о друге. Путешествие Форстера с Гумбольдтом, когда он отсутствовал в Майнце три с половиной месяца. Губер отрицал — и это было известно, — что подло воспользовался этим. Он не станет коварно обманывать человека, коему стольким обязан. Порукой тому хотя бы его, Губера, дружба с Шиллером, чьи идеалы человеческих отношений он полностью разделяет; и отчасти даже льстит себя надеждой, что в образе благородного и самоотверженного маркиза Поза отразилась частичка и его «я».
Форстер не удержался от тихой, иронической улыбки. Ну разумеется. Во время задушевных чаепитий у них дома они когда-то много вечеров подряд читали по ролям «Дон Карлоса», и Губер всегда претендовал на роль маркиза. Не без оснований? «Спаси себя для Фландрии[17]. Быть королем — удел твой. Мой — за тебя погибнуть…» Ах, Фердинанд, оставь хоть теперь это комедиантство. Даже тогда в шиллеровском пафосе было слишком много саксонского акцента.
Да и Каролина, юная вдова Бёмера, принцесса Эболи в данном случае, разражалась эболически-дьявольским хохотом, говоря, что не в силах сдержаться, когда слышит, как корежит саксонский диалект и самые возвышенные пентаметры.
