«Странный священник, — раздумывал он, глядя на пламя свечи, — очень странный… Может, и не священник вовсе; те имя Господа поминают через раз, и всякий молебен у них заканчивается как положено, с благодарностью дону Хайме-Якову, чей департамент покровительствует церкви. А этот о доне Хайме — ни полслова… И вообще о политике не говорит, ни о Думе, ни о бандеро, ни о донах, которых надобно поименно в воскресной службе называть, желая им всяческих благ… Не говорит, а только слушает! Странный поп…
И обряды творит странные, будто в семинарии не обучался. Нарек младенца Николаем и в церковные книги занес, а имя-то — запретное… Ну, не совсем запретное, скорее — не рекомендованное… Древнее имя, проклятое! Староста, дремучий человек, о том не ведает, не знает, как и родители младенца, а вот священник обязан знать: так звали последнего из вожаков донецких, преданного анафеме и распятого крокодильерами. А брат Рикардо…»
Прозвонил колокол, призывая на ужин, но Гилмор лишь поморщился с досадой. Два года он прожил на фазенде Ивана-Хуана и тут же столовался, но к пище привыкнуть не мог — слишком много мяса, жирного перченого мяса, от которого его временами тошнило. В кибуце — другая крайность: там кормили вареной брюквой да отрубями, и за пять месяцев он так отощал, что не мог ворочать мотыгой. Тем более после бичевания…
Вздохнув, он погладил шрамы на боку и животе. Чего не вытерпишь ради идеи! Или по приказу… А если они сходятся вместе, если приказ созвучен идее и подкреплен ею, то это уже пахнет фанатизмом… Но он не фанатик, нет! Он всегда ненавидел фанатиков — тех, кто обездолил его, лишил новой родины, закрыв Землю и развязав войну. И чем все кончилось? Множеством смертей, разрухой, бегством, обнищанием… Пусть это случилось в древности, не с ним, с далеким предком, он ощущал отчаяние и боль; когда они становились нестерпимыми, он пил. Пулька дарила забвение — пулька, стихи и мысль о том, что служит он благому делу. Хотя и недостойным способом…
Возможно, брат Рикардо тоже служит?.. Но кому? На обезлюдевшей Земле не так уж много мест, где могут предложить такую службу… Собственно, три или четыре… И ни в одном из них не научат тому, что умеет брат Рикардо…
Загадочная личность! Как он разделался с отморозками? Уехала сотня, вернулся один… Бог помог! И с людьми Кобелино тоже? Гилмор вспомнил трупы с аккуратными дырками между глаз, вспомнил, как выл Кобелино, вымаливая пощаду, и поежился. Да, брат Рикардо — страшный человек! Безжалостный, как дьявол! Может, дьявол и есть? Сам Люцифер из таинственных бездн преисподней… А таинственное так притягивает, так зачаровывает…
