Начало серьезному чтению по русской истории было положено курсами лекций В.О. Ключевского и Ф.С. Платонова, работами С.М. Соловьева и К.Д. Валишевского и другими.
Так детское увлечение постепенно переросло в серьезные занятия, и когда я в 1914 году поступил в Киевский университет, то оказалось, что значительную часть обязательных для студентов курсов и монографий я успел прочесть ещё в гимназии.
История стала моей страстью, моим призванием и в будущем – моей профессией. Любопытно отметить, что в нашей гимназии никто из многочисленных учеников Щербакова, кроме меня, историком не стал. Возможно, что у меня сказались наследственные гены любви к истории и литературе, характерные для многих моих предков, писавших исторические книги и любивших литературу. Не помню, чтобы я хоть раз в своей жизни сожалел о своих занятиях историей.
В 1905-1906 годах у меня началось увлечение Наполеоновской легендой, которое продолжалось очень долго. Я прочел о Наполеоне I все, что имелось на русском языке и в гимназической библиотеке, и у друзей, и в библиотеке книжного магазина братьев Идзиковских на Крещатике, абонентами которой мы стали с 4 класса. Там же я регулярно читал петербургские и московские газеты и журналы, а «Киевскую мысль» читали у своих квартирохозяек.
В Наполеоновской легенде меня по молодости и незрелости привлекала наиболее зрительная и приключенческая часть – войны, походы, сражения. С детства у нас с братом накопилось немало коробок с оловянными солдатиками. Постепенно, по мере нашего роста, детские игры в солдатики стали превращаться в разбор крупнейших сражений Наполеона I.
Помню, как поражен был наш учитель литературы Лаврентий Федорович Батуев, когда, придя к нам в дом, чтобы справиться о нашем поведении, он увидел обеденный стол, заставленный оловянными солдатиками и разного рода укреплениями. «И это ученики седьмого класса! – в горестном изумлении воскликнул он. – И вам не стыдно заниматься такими детскими играми?» Я объяснил, что разыгрывается сражение при Аустерлице, показал карту и план сражения, объяснил ход военных операций на нашем столе. Батуев пробыл у нас полтора часа и ни словом не заикнулся потом в классе (его острого языка мы все боялись) о нашей игре в солдатики.
Чтение – усиленное, хотя и беспорядочное – дало мне и брату много. Хорошими учениками мы никогда не считались (мы числились во втором десятке), но в начитанности и в развитости превосходили лучших учеников – кандидатов в медалисты, за исключением Саши Амханицкого. Сашин кругозор был гораздо шире нашего, но он уступал нам в начитанности по истории.
