— Лихо, — ухмыльнулся Жора.
— Ты знаешь, Жора, у меня за пять лет две смерти, — продолжал Дмитрий. — Это были люди, которым без операции жить оставалось полтора-два месяца. У каждого столько набиралось болезней, что если посчитать, не хватит на руках пальцев. И все они со слезами просили сделать операцию… Но зато четверых я, можно сказать, вернул с того света. Все они мне присылают письма. Одна женщина верующая, так она — смешно сказать! — в церкви за меня молится и пишет: «Теперь вы мой второй бог». Представляешь, кто перед тобой — живой бог. Вот сейчас взмахну крылами и вознесусь на небеса…
В это время что-то зашуршало в листьях липы, под которой они сидели, и вдруг на ботинок Жоры шлепнулась серо-белесая лепешка, быстро расползлась по мыску, увеличилась в размере до пятачка.
— Эй ты, господь, уже караешь? — Жора толкнул Дмитрия в плечо.
И только теперь они увидели, что на ветке липы сидит с видом глубокого мыслителя нахохлившийся Яшка, можно сказать, тоже старожил больничного парка. Года три назад кто-то подломал птице крыло, скорее всего мальчишки, и с той поры поселилась она в этом парке. Летать Яшка почти не мог, а только с горем пополам перепархивал с дерева на дерево да сносно бегал по земле, приволакивая левое крыло. Питался Яшка в основном с Пиратом, который охотно делился с приятелем своими обедами, позволял ему все, что понравится, брать из-под самого носа. Другие вороны, здоровые, не любили Яшку, били его, наверное, мстили за то, что он калека, не такой, как они, а может, не прощали ему дружбы с людьми: ведь Яшка прямо из рук больных брал сыр и всякую иную вкусную еду. И когда здоровые вороны нападают на Яшку, он тотчас шмыг с дерева на землю и посеменил к Пирату, а тот сразу лай поднимает, защищая друга, бросается на разбойников, высоко подпрыгивая в воздух.
Надо полагать, Яшка наконец сообразил, что друга пора выручать, слетел с ветки на землю и, кособочась на одну сторону, приковылял к Пирату, примостился у его брюха и стал пугать мух, а которых и ловить, глотать, прикрывая круглые глаза от удовольствия. Жора, тоже наблюдая за птицей и вытирая травой ботинок, сказал неожиданно зло:
— Вот сейчас оторву голову этому з…у Яшке.
Тут Дмитрий вспомнил о разных коварных проделках Яшки, которыми тот давно славился. Великий поклонник всего блестящего, Яшка чуть не каждый день ловко воровал через открытые окна и форточки брошки, кольца, перстни, а чуть зазевается медсестра, так не побрезгует и пинцетом, зажимом, иголкой от шприца. Однажды у одной больной даже похитил и осилил дотащить до «склада» золотые часы с браслетом. Словом, крал Яшка все сверкающее, что волновало и радовало его глаз, и хоронил это в парке, закапывал под листья, пни, в траву, а не то и где-нибудь на дереве пристраивал. Когда случается пропажа, потерпевшие и болельщики толпой ходят по парку, хохочут, вороша листья, обшаривая траву, задирают головы, простреливают глазами ветки деревьев и, бывает, находят украденное, а бывает, что день-другой ищут, да все напрасно. Но никто никогда не обидит Яшку, только стыдят его все и смеются.
