— Это… жена приложила.
Сержант сочувственно вздохнул:
— Быва-а-ет…
— Она у меня южанка, горячая… — для пущей убедительности прибавил Костричкин.
Милиционер еле заметно ухмыльнулся, молча достал сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил.
— А как же этого бандюгу найти? — сокрушался Костричкин.
— Найдем, никуда не денется, — уверенно сказал сержант, собираясь уходить.
— Вы, пожалуйста, запишите мою фамилию, — попросил Костричкин. — Вдруг на работе что худое обо мне подумают, тогда подтвердите, мол, обращался к вам. Я Костричкин Федор Макарыч. У меня и свидетель есть, буфетчица шашлычной, она все видела…
— Ладно, ладно, идите спать, — успокоил его сержант и зевнул. — Я без записи запомню, фамилия у вас редкая, обличье тоже…
— Вот спасибо, товарищ сержант!.. Значит, не забудете?.. Вот спасибо!.. — благодарно зачастил Костричкин, старательно вытягиваясь перед сержантом и плотно прижимая к бедрам руки. Потом он по-военному пристукнул каблуками и, веселый, зашагал домой.
Вечером Анна Григорьевна часов до одиннадцати не ложилась, поджидая мужа, а потом усталость взяла верх, сморил ее сон. Проснувшись утром, она первым делом прошла в другую комнату и, глядя на спящего Костричкина, заметила у него под левым глазом синюю с желтоватым оттенком шишку. «Бог ты мой, — подумала Анна Григорьевна, — кто это его и за что?» Она сразу растолкала мужа, тревожно спросила:
— Кто тебя так, Федор?
Костричкин, протирая ладонью глаза, громко зевал и спросонья не мог вначале сообразить, о чем она спрашивала. Наконец до него дошел смысл ее слов, он поскреб ногтями грудь, густо заросшую темными с проседью волосами, стал рассказывать придуманную еще вчера историю о том, как защищал какую-то женщину от разбушевавшегося мужа.
Анна Григорьевна тотчас осерчала, раздражаясь, выкрикнула:
— Это ты кому-нибудь сказки сказывай, кто тебя не знает! Ишь, чего выдумал!.. Мне-то известна твоя храбрость, чуть стемнеет, один во двор на даче не выйдешь, меня с собой зовешь… А тут таким смелым себя выставил, благородным, куда там, прямо герой, хоть медаль ему на грудь вешай… Это ты, видать, в неурочный час к бабенке какой полез, вот муж ее и разукрасил тебе физиономию…
— Что ты болтаешь?.. — возмутился Костричкин и завозился в постели. — У тебя только одно на уме, а я про всяких там женщин и думать не думаю. Пойми же наконец, не тем голова моя занята, без того забот у меня по горло. Ты же знаешь, как трудно стало в наше время с людьми иметь дело, как сложно их направлять, подчинять. Всякий личность, всякий мнит из себя черт знает что, чуть наступишь ему на мозоль, а он уже законами пугает: не имеешь права!
