— Разрешите идти! — встала я, понимая, что уйти нельзя.
— Не раз-ре-шаю! — рявкнул он, пригибаясь, и так хватил кулаком по столу, что подпрыгнули кружки-котелки.
— А я уйду.
— Что-о-о? Уйдешь?
Я повернулась. И тут он опять схватил меня.
Жесткие, ужасно жесткие руки ломали меня, тискали, тащили к себе и вниз, к какой-то кровати. Я отбивалась как могла, пыталась вырваться, но он крепко держал меня в обхват за талию, за живот, и я только дергалась, как рыба, и молчала, чувствовала: не справлюсь, ослабею, еще немного, и он повалит меня.
— Дура! Тише ты! Сбесилась! — шептал он, дышал спиртом, тискал меня, пытаясь оттащить к кровати. — Перестань, дура! К звезде представлю… Ну? Ы-ых… Ты..
Дверь хаты распахнулась. Влетел ординарец.
— Товарищ капитан?! Ох… Разре… шите… Налет! Воздух!
Капитан отпустил меня. Снаружи слышался нарастающий гул. Ординарец бросился вон. Я кинулась за ним. Скатилась в траншею.
Вверху уже выло, свистело опрокидывающим, давящим душу воем. Дергалась, сотрясалась земля..
Нашу дивизию отвели во второй эшелон. Прошел слух — приедет генерал вручать награды.
Полк, выстроенный в поле, напоминал батальон, батальон — роту. Вручал награды начальник штаба дивизии полковник — фамилию не помню. Я знала, что меня представили к медали «За отвагу». Я даже словно видела, как надену эту медаль, буду носить ее, не снимая. «За отвагу»!
Полковник, надев очки, читал список награжденных. Названные выходили из строя. Получали коробочки с орденами или медалями. Я все ждала. Думала: вот-вот… Смотрела, как в строй возвращаются счастливые, сияющие. Но вот список зачитан до конца. Полковник снимает очки. Еще раз поздравляет с наградами. Звучит как положено: «Служим Советскому Союзу». Служим. Меня в списке нет. А я все еще жду чего-то. Команда «Вольно!». Полковник идет к штабной «эмке». Команда «Разойдись!». А я все еще чего-то глупо, совсем уже по-детски жду.
Почему я так ждала эту награду? Не заслужила? Может быть… Не спасла? Или Бокотько умер?
Роты расходились. А я все стояла на месте, склонив голову, разглядывала избитые кирзовые сапоги. На меня оглядывались, подшучивали.
— Сестренка! Чего потеряла?
— Давай найдем вместе!
Скорым шагом подошел лейтенант Глухов. Был взволнован не меньше меня, лицо красное:
— Что это такое, Одинцова? Я же… Я все подробно описал, представил тебя. Отдельно доложил комбату. Как так? Не понимаю… — смотрел на меня растерянно, будто спрашивал и извинялся. Впервые видела флегматичного лейтенанта таким растерянным.
