— У-у-ы-ы-х! — кричал паровоз.
Утром на первой остановке по вагонам передали команду, и мы с Платоновой, Вершининой и Голяковой бежали к продвагону с котелками, подавали их и получали обратно с нежной пахучей пшенной кашей с жиром, щедро разлившимся по краям, кидали в мешок буханки черного хлеба, другие несли термос и госпитальные чайники. В кухонном вагоне заправлял всем рыжий, лучше сказать, оранжевый, котовой масти, карикатурного вида мужчина — повар Степан Анисимович. Как описать рыже-малиновое, без бровей, голое лицо, с толстыми веками и даже будто бы губами в засеве веснушек? Не нахожу сравнения, разве что с готовым, всеми виданным случайно — вот на заборах, на каких-нибудь стенах рисуют как попало круглую рожу, с боков уши, глаза — две точки, рот, во рту зубы — решетка. Это и есть Степан Анисимович. Повар новый, не госпитальный, но все уже знали: работал раньше в ресторане «Ялта». И правда, каша, суп, чай у него были вкусные. Самая обычная пшенка не трещала на зубах, перловая, которую в госпитале и раненые звали дробью, елась как рисовая, чай пахнул чаем, а не вываренным котлом. Прежний повар, еще кой-какая продуктовая, складская челядь на фронт не поехали — опекал всесильный Виктор Павлович. За вкусную еду повара сразу полюбили и будто не замечали его комический вид, да еще в колпаке грибом. Кто придумал поварам такие колпаки? Зачем? Но не раз убеждались в жизни, сколько есть некрасивых мужчин, женщин, и они отнюдь не тяготятся своей внешностью, не ноют, не плачут, и никто тогда этой неказистости их будто не замечает. Важно, видно, самому не печалиться. А плачут полукрасивые и красивенькие..
— Степан Анисимыч! Ну, подбросьте еще черпачок! Какая каша вкусная!
— А придешь вечером картошку чистить?
Девчонки-сестры толкались у вагона, хохотали. Иные — вот диво — глазки строили этому старику. Все старше тридцати казались мне тогда стариками.
— На! Не жалко… Подставляй котелок. Давай масла плесну. — Щедро кидал жир маленькой чумичкой. — Можешь и не приходить — раз жадная… Эшь, какая!
— Как это?
— А все вы, девки-бабы, жадюги..
— Вот еще…
— Конечно… За каждую свою конопушку с мужика стрясти норовите. А я вот ничо не беру! Конопушек-то у меня вона сколь: решетом сеяно!
— Ну ты, Василиса (это Платоновой)! Подставляй котелок. Ух, какая ты добрая! Из деревни, чай? Видать. На ржаном хлебушке, на молочке росла? Гляди не оголодай. Ишь, справная какая… На еще… Корми своих, сама ешь. Ешьте, милые девки. Наводите красоту… Она у вас вся в одном месте… сосредоточена.
