Собрание сочинений в 9 т. Т. 7. Весталка | страница 2
Беру не себя смелость утверждать, что сверхзадача романа «Весталка» о женщине на войне подчинена той же цели и подчеркивает ее главную организующую идею. Но раз уж я коснулся изображения войны, незамедлительно встала передо мной и проблема ПРАВДЫ, особенно трудная в тех условиях — торжества тогдашнего «социалистического реализма», где количество разного рода благонамеренной лжи и замалчивания ужаса и горя военного времени стараниями разного рода ханжей, историков и критиков-баснописцев превышало всякую меру.
Сказанное не значит, что о войне совсем не было правдивых книг, они «просачивались», пробивались, их-то в первую очередь и выбирал читающий народ, будь то воспоминания Жукова, книги Тендрякова, Некрасова, Горбатова, в какой-то мере Симонова… Но сколько же появилось, спустя годы, бодренькой полуправды, той набившей уже оскомину «штамповки», где задействованы словно одни и те же, кочующие из книги в книгу лихие разведчики, мудрые «комбаты», рядовые, так скажем, «под Васю Теркина» и, конечно, медсестры с именем Маруся, главное дело которой на передовой будто бы только любить и стать любимой, а там, через весь роман, повесть ли, скажем уж штампом, красной нитью счастливая любовь и под салют Победы веселая свадьба с приданым.
Может быть, так и было… бывало… Случайности нередко именуются счастливыми. Но это ли главное содержание слова ВОЙНА, где мне, пережившему, слышится главным образом ее первый корневой слог. И это даже не вой снаряда, минного осколка, а тот безумный и потрясающий крик ЖЕНЩИНЫ, матери, получившей похоронную на сына (кстати, уж никто тогда не называл эти страшные серые бумажки сокращенно пренебрежительно на манер «тушенка»), жены, ставшей вдруг вдовой. Я сознательно не беру здесь слово «плач». Не то слово. Плачем можно назвать ведь и голос собаки, неисповедимым звериным чутьем вдруг узнавшей, что нет и не будет уже никогда ее любимого хозяина, которого каждый день лаем и визгом встречала она у ворот и провожала взглядом, полным любви и бесконечной преданности. Не продолжаю.
Бодряческая литература о войне напоминает те письма с фронта и на фронт, где живая и больная человеческая мысль и душа словно вымарывалась чьей-то сверхбдительной рукой и получалось трафаретное: «Бьем проклятых фрицев…» и в ответ нечто такое же: «Все хорошо, лучше не бывает». Впрочем, зачем трогать письма. Они-то, как и люди их писавшие, не виноваты, виновато время и те лгуны, что еще не так давно в серьезных вроде статьях доказывали, что и вся Отечественная была выиграна на «Малой земле».