Говорили, Сталин приказал сосредоточить на Днепре всю возможную артиллерию, авиацию. Где теперь мой Алеша? Мой, господи… В этом вот аду. Может, уж не мой. Господи? Нет-нет! Не думала так. Нет. Мой. Жив. Должен быть жив. У него даже больше сейчас шансов уцелеть. Вот и хорошо. Пусть он останется. Пусть живой, невредимый.
Лежу за камнем у кромки воды, вижу, как на правом берегу смешиваются свет и тьма. Кажется мне, теперь не осталось там не только живой души, нет живой мыши, травинки, ничего нет, кроме дыма, пепла. Начали переправу другие роты. На плотах, на заборах, на бочонках, надували вещмешки, держались за бревна. Я совалась вдоль берега, пока не увидела моего спасителя. Обоянов волок какой-то обломок, звено ли дощатого забора, тащил ко мне, отбиваясь от пристающего солдатика, из новых.
— Не для тебя… Иди ты… Бог подаст. Сам ищи! Лидка, девка? Поехали!
Бросил плот в воду. Стягивал сапоги. Автомат на шее.
— Плавать умеешь? Сюда шинель, сапоги, сумку… Лишнее все сымай! Юбку давай! Да ну тебя к черту! Не штаны ведь! Юбку, говорю, снимай! Потонешь в юбке. Ну, отвернусь… Утонешь в юбке, говорю. Ноги сведет. Каску сюда! Держись за плот. Грудью навались, ноги чтоб свободно в воде. Ногами толкай, сколько сможешь… Я остальное… Плывем..
«Чуден Днепр при тихой погоде…» А вода ледяная. Сперва будто до сердца доходит. Потом вроде бы обвыклась — даже жарко… Плывем. «Чуден Днепр..» Далось же… Там, на немецком берегу, все-таки есть жизнь. Опять мяукают, жахают по берегу мины. Плещет-летит что-то: не знаю, вода или осколки. Дергает плот. Бьет их артиллерия. Колеблется плот. Светает как будто уже над Днепром. Брезжит. Слышу сейчас только плеск, шумное дыхание Обоянова. Бью ногами, промокла до грудей, ломит, каменеет в воде тело. И плот отяжелел, будто погружается. Судорога сводит ногу в икре. Рядом пыхтит Обоянов.
— Плывем, девка! Ничего… Скоро уж… Половину одолели… Сносит река… Быстрина тут… Держись..
Господи?! Неужели только половину? Берег и впрямь почти не приблизился. Или кажется? Теперь я по грудь в воде. Плот будто тянет вниз. «Чуден Днепр…»
Цепляется рядом кто-то. Крик:
— Ба-а… Ба-а-тцы!
— Держись, с-сука… Держись! — ругается Обоянов… — Держись, ты… Но тот, кто цепляется, висит недолго. Видимо, окоченел, ослаб. Не то отстал. Уже нет никого, только плеск позади, видимо, плывет.
У меня уже нет тела. Все оно слилось с этой тяжелой, холодной рекой. И ничего мне уже не страшно. Утону. Останусь. Убьют..
