Бригадир неспешно и основательно, аж с прокрутом, затушил окурок в самодельной пепельнице, уперся ладонями в колени, встал, и ни на кого не глядя, буркнул:
— Хорош ночевать, мужики. Что б там ни было, план никто не отменит. А тебе, Веня, я вот что скажу — слушай радио.
Как раз в этот момент крутили «Священную войну», и речь неоднократно битого жизнью бригадира наложилась на слова: «Отродью человечества сколотим крепкий гроб».
Не говоря более ни слова, Петр Иванович повернулся и толкнул дверь. Работу действительно никто не отменял.
Вопрос о том, как следует понимать сказанное Вождем и Учителем интересовал не только ученика штукатура Веню. Над ним ломали головы миллионы людей, не в силах поверить, что сказанное Сталиным — действительно сбудется.
…- Да вы закусывайте, закусывайте, Лев Николаевич, а ты уже восьмая рюмка без закуски, — говорил своему шефу секретарь-референт за столиком «Метрополя». — Даст Бог, образуется. Вот бутербродики, икорка. Не то переживали!
Собеседник перевел на него залитые водкой глаза и раздраженно осведомился:
— Что, уже рюмки считать начал?!
— Да никоим образом. Только погрузнели вы за последние годы сильно. Один я вас до квартиры не дотащу. Может урон репутации получиться! Опять же, супруга ваша…
Двойной подбородок и обвисшие щеки Льва Николаевича пришли в движение. Поперхнувшись, он произнес, отсекая слова кивками головы:
— Ты. Не. Понял. Ничего. Это — не конец карьеры сотен людей из высших эшелонов власти. Это — смерть. Так что не хер тут рюмки считать!
— Не сгущайте краски, Лев Николаевич, — осмелился возразить молодой человек. Мы живы, все остальное образуется. В конце концов, чистки пережили, войну переждали, сберегли и приумножили, так сказать. Что-нибудь придумаем, в конце концов, и он не вечен.
Лев Николаевич пару мгновений покачался на стуле. Затем рука вдруг вытянулась, и ловко опрокинула в широко раскрытый рот рюмку, заблаговременно налитую услужливым халдеем. Выдохнув, смахнул набежавшую на глаза слезу. Вновь проигнорировав закуску, он неожиданно трезвым голосом произнес:
— Вот потому-то ты секретарь, и боле звать тебя никак. А я — вижу! Ты говоришь, он не вечен. А я заявляю — он уже там! Чтобы стать бессмертным, надо либо правильно умереть, либо ярко прожить. Не каждый сможет! А наивный мечтатель Сосо — смог. Теперь память о нем будут хранить десятки поколений. И оболгать ее уже ни у кого не получится.
То, на что ты так неуклюже намекал, сделать никто решится, да и смысла в этом не стало! Разве что, кто-то решит сделать его святым великомучеником, но как раз это никому и не нужно. Он уже не при делах, он свое дело сделал… Ладно, чего уж там, домой пошли…
