— Эти находки называются эвристическими, — сказал Соколов. — Действительно, никто не знает механизма их появления. Хотя есть один изобретатель по фамилии Альтшуллер, он вроде бы разработал некие правила, по которым можно изобретать.
— И что, по его правилам кто-нибудь изобрел что-то, что можно поставить в один ряд с открытием колеса?
— Нет, конечно. Ты, кстати, еще не задал вопрос.
— Я только его формулирую. А вы меня перебиваете.
— Ладно, говори.
— Итак, мы легко можем убедиться, хотя бы и на примере математики, что имеющийся математический аппарат ни на одном этапе развития ни разу не позволил логично перейти к следующему этапу развития науки. Выходит, что вся математическая логика служит только внутри сложившегося математического аппарата. Иначе говоря, только для внутреннего потребления математиков. В природе нет рассматриваемых математикой точных форм и количественных соотношений. И мы в свое деятельности опираемся на приближенную науку, по какому-то недоразумению считающуюся точной.
С физикой еще страшнее. Она оперирует неточно определенным метром, непонятно откуда взявшейся секундой, странными законами квантовой механики, никем не доказанными постулатами классической механики.
— Ты не сообщил мне ничего нового. Карта всегда не соответствует местности, но пользуясь ей, мы приходим к цели. Квантовая механика — достаточно странная вещь, но ядерные бомбы исправно взрываются. Я все же хочу, чтобы ты сформулировал вопрос, а не перечислял общеизвестное.
— Если наука приблизительна, то я хотел бы знать способы увидеть мир не тем, чем он кажется, а тем, что он есть. И найти способы генерировать понятия, ранее считавшиеся эвристическими. Вот, собственно, и весь вопрос.
— У меня действительно нет на него ответа. Как я понял, идея Бога и божественного откровения тебя не устраивает?
— Не устраивает. Она требует веры без рассуждений и ничего не объясняет. Одни слова просто подменяются другими. Понятие эвристической догадки тупо заменяется неким откровением. Получается как-то кисло. И ничего не меняет в сложившейся ситуации. Академики строят теории, ничего не стоящие после нового озарения или, если хотите, эвристической находки. И, ради сохранения своего статуса не желают воспринимать тех, кто находит что-то новое. Получается, что за счет государства, то есть нас всех, мы тормозим свой же прогресс. Странно как-то получается.
— А ты сам пытался разгадать эту загадку? — с усмешкой спросил Арсений Александрович.
