Педсовет шумит, как камни в прибое. Из-за плотно прикрытой двери слышны возбужденные голоса. Двери тяжелые, звук гасят хорошо, разобрать можно только отдельные слова. Вот бубнит низкий басок директора, вот вступили высокие женские голоса. Меня то зовут, то выгоняют. Картина маслом: педагоги в когнитивном диссонансе.
Я вполне мог еще неделю не ходить в школу, но мы с мамой решили, что от этого проблемы сами не рассосутся. Пошли просить о домашнем обучении для одаренного мальчика и возможности сдачи экзаменов экстерном.
Директор школы, Николай Николаевич, был весьма колоритным дядей. Повадки неоспоримого лидера женского коллектива, блеклые, поросячьи голубые глазки, полувоенный френч из офицерского диагонального сукна и усы «под Буденного», которые, казалось, жили своей отдельной жизнью. Прочитав заявление, он долго молчал, а потом приступил к опросу, надеясь посадить самонадеянного юнца в лужу. Позже я узнал, что он преподавал физику в старших классах. А сначала просто обратил внимание, что он в основном, спрашивает по физике. Его усы сначала шевелились в предчувствии триумфа, а после моих ответов поникли, как спущенные флаги. Кажется, некоторых нюансов он не понял. Но понял главное — мальчик физику знает.
Через некоторое время выяснилось, что физику я знаю лучше Николая Николаевича. Моменты инерции он рассчитывать не умел и даже не представлял, для чего оно нужно. Потом, по одному, пригласили преподавателей математики, истории, географии, литературы. Я отвечал, стараясь держаться в рамках школьной программы. В маленьком кабинете стало душно и жарко. К тому же, пользуясь правом хозяина, Николай Николаевич так курил, что скоро под потолком стали плавать клубы сизого дыма и у меня запершило в горле. Я не выдержал и сказал:
— Николай Николаевич, не знаю, как другим, а мне дышать уже нечем. У меня, между прочим, слабое здоровье, я только из больницы. Может, я выйду, а вы как-то тут проветрите.
Учителя, большинство из которых было женщины, меня пожалели. Я был отпущен подышать, а все остальные переместились в учительскую, где места было больше.
Скоро я начал понимать, что меня совершенно не хотят отпускать на «домашнее обучение», хотя всем присутствующим было очевидно, что в школе, по большому счету, мне делать нечего. Начались умные речи типа:
— Мальчик одаренный, но его знания необходимо систематизировать, — это директор.
— Да, одаренный, да, талантливый, но как на это посмотрит гороно? — это раскрасневшаяся тетка восточного типа с пушком под носом. Кажется, историк.
