За поймой реки — искусственно намытая дамба. Коттеджи с прирезанными к ним огромными участками соснового леса. В один из них меня и привезли в гости.
Кто? Да кому же, кроме Дмитриева. Утром он ворвался в палату, сказал, что с главврачом договорено, в Москве мне делать пока что нечего, да и некоторые товарищи давно желают познакомиться, а все никак не получается.
Машина, аэродром, громыхающий транспортник, снова машина, и вот я по адресу «Москва, Центр-300».
Вы уже догадались, что речь идет о милом местечке, которое основал Преподобный Серафим, канонизированный в 1903 году.
— Жить будешь здесь, в гостевом домике, — сказал Дмитриев, и мы пошли к строению стоящему на пригорке.
Бог весть, то ли неизвестные архитекторы использовали естественный рельеф местности, то ли, чтобы подчеркнуть красоту этого места, делались насыпи и искусственно завозился дикий камень, но больше всего мне это напомнило пейзажи Уманского парка. Разумеется, с необходимой поправкой на то, что это место значительно севернее.
Дом, где мне предстояло, как минимум переночевать, был сложен из огромных глыб дикого камня и снаружи был невелик, примерно как типовой дачный домик поздних брежневских времен.
Я начал восхищаться мастерством строителей, едва ступив внутрь. Да, именно так надо строить! Свободная планировка. Кажется, я так и не нашел ни одного прямого угла. Помещения, плавно перетекающие друг в друга. Избытка дверей тоже, впрочем, не наблюдалось. Они стояли разве что в санузле и на входе в небольшую баню.
На стенах — никакой отделки, нетронутый дикий камень, сглаженный льдом и столетиями.
Гостиная была почти пуста. Небольшой столик, в углу горка для посуды, четыре стула. В углу — небольшой кабинетный рояль. И камин, в котором при желании можно было бы изжарить кабана. Рядом — заботливо сложенная на кованой подставке стопка колотых дров. Кресло-качалка.
Спальня привела меня в восторг. Такие комнаты рисуют на картинках, в книгах сказок! Высокое сводчатое окно, нарочито грубо сделанная узкая деревянная кровать, медвежья шкура на полу, тумбочка, стул с высокой спинкой. Все.
Из спальни я вышел на просторный балкон, будто зависший над крутым склоном, к которому вплотную подступал нетронутый лес. Вдохнул свежего воздуха и вернулся в гостиную.
— Кто же придумал такую красоту? — спросил я у Николая Александровича.
— Хозяйка дома, — ответил он. — Она редко тут бывает. Но обещала зайти сегодня.
При этих словах его лицо приняло то смущенно-мечтательное выражение, которое бывает у давно и безнадежно влюбленных людей. Я понимающе взглянул на него. Николай Александрович смутился еще больше.
