— Вы упускаете из виду одно, отец, — по-прежнему тихо, но твердо сказала Нинна. — Если бы инициатива исходила от графств, сражения шли бы в Озерном крае, за Дейной или на море. С чего бы военные действия должны были сместиться так далеко на запад? На этих каменистых пустошах ничего не растет, там почти нет воды, царит нищета и очень тяжело обороняться…
— Вот именно, — в упор глянул на нее отец. — Ты все правильно понимаешь, дочь. Ни один военачальник, если только у него ума больше, чем у таракана, не позволит оттеснить себя к западным пустошам. Это означает неминуемое поражение.
— Но тогда это может означать только то, что вторжение все-таки случилось и объединенное вражеское войско огнем и мечом прошло через все графства, вынудив отступить к самому Дикому полю.
— Чушь! — взорвался он. — Это может означать, что твои видения ошибочны или что мы их неверно истолковываем. По отдельности ни северные, ни южные эльфы не смогут справиться с нашим ополчением, они слишком малочисленны, а южным вдобавок вообще неведомо, что такое воинская дисциплина. Кроме того, Совет земель наверняка поднимет старые союзнические договоренности с Торванугримом, и на помощь нам придут поднаторевшие в междоусобных стычках кланы. Даже если эльфы вновь объединятся… но такое просто невозможно, запомни это, глупая девчонка! Запомни, если не желаешь понять.
— Я понимаю одно: то, что я видела, — истина, отец, — упрямо вскинула голову девушка. — Это должно случиться так или иначе, и это случится, если мы ничего не предпримем.
На этом спокойный разговор отца с дочерью закончился, поскольку они оба вышли из себя и принялись обмениваться взаимными упреками на повышенных тонах. В конце концов отец произнес ту самую фразу и ушел, взбешенный ее упорством. Нинна постояла немного, прижавшись щекой к каминным изразцам. «Ну и пусть, — глотая слезы, подумала она. — Я все равно сделаю то, что считаю нужным. Что смогу сделать. Я расскажу людям, что их ждет, и может быть, меня послушают. Не сразу, но послушают. И тогда, может быть, этого все-таки не случится».
С тех пор прошло уже много лет, и она давно поняла, какой наивной была, понадеявшись на свое красноречие. За ней облезлым индюшачьим хвостом тащилась слава сумасшедшей фанатички, ненавидящей всех, кто не принадлежал к человеческой расе; ее слушали, как слушают выступление комической труппы, но ей не верили. Вслед ей летели насмешки и оскорбления, хорошо хоть не камни и огрызки. Ее не трогали — жалели, как блаженную. Эпоха благополучия, длившаяся уже три столетия, настраивала народ на миролюбивый лад. Но Нинна не теряла надежды, не оставляла попыток достучаться хоть до кого-нибудь. С отцом они не виделись, и она отказывалась вернуться, хотя этому ничто не препятствовало. Она училась управляться со своим даром — в одиночку, однако небезуспешно, и теперь могла провоцировать у себя видения, не дожидаясь, когда они придут сами. Но все это тем не менее ни на шаг не приблизило ее к цели. А что вообще могло приблизить? Если бы знать…
