Шишига помог накрыть на стол, и мы поужинали, после чего Мира почти сразу же ушла спать.
Мы с Романом сидели еще около часа, попивая коньяк. Я рассказывал ему о моем хроновизоре, а он с восторгом меня слушал. Затем мы по очереди стали выдвигать версии о пришельцах — одна несуразнее другой, пока сон не сморил нас.
Принеся из гардероба ворох пальто и курток исчезнувших посетителей, мы устроили себе на столах ложа и, расположившись на них, быстро уснули.
Во сне я увидел себя сидящим на полу в квартире Миры перед входом в ее комнату. У меня в руках мел. Я рисую на паркете какие-то знаки.
— Чего ты хочешь? — доносится из комнаты голос Федора.
Теперь понятно, зачем все это: я вызываю его дух.
— Федор, — говорю, — а давно вы с Мирой расстались?
— Тебе-то зачем?
— Да так. Просто интересно.
Приходит мысль: чтобы он ответил, надо нарисовать двоеточие.
Рисую.
— Мы с ней характерами не сошлись, — неожиданно плаксивым голосом отвечает Федор. — Ей другой нужен.
— Какой? — вырывается у меня.
В ответ раздается смех.
Опять рисую двоеточие.
— Ты хитрый, — ворчит Федор. Он не хочет говорить, но против моего двоеточия бессилен. — Ладно, будь по-твоему. Отвечу. Ты ей не подходишь.
— Это почему еще?
— Она чемпионка. Тебе ее не догнать.
— Это все?
— Нет. Еще ей не нравится твоя борода.
— Вполне симпатичная бороденка, — удивляюсь я. — Ухоженная.
— Ну, допустим, бороду она тебе еще простила бы. А вот ум твой вряд ли.
— Ну, уж не думал, что с умом может быть проблема, — говорю я и вижу, что на кровати лежит Шишига.
— Ты считаешь, что все можешь продумать, — поясняет он все еще голосом Федора, — а ведь жизнь показывает, что на самом деле миром управляет случайность.
— Да не может она ничего показывать, — возражаю я. — Вокруг — мертвая материя, да и та скоро превратится в манную крупу.
— А вот это неправда! — неожиданно громыхает Шишига-Федор. — Материя жива. Но умом-то ты этого никогда не поймешь.
— Да уж. Куда мне?
— Хотите, чтобы Мира вас полюбила? — вдруг спрашивает Шишига уже своим голосом, резко садясь на кровати.
— Хочу, — говорю я и на всякий случай рисую двоеточие.
— Тогда либо меньше говорите, либо будьте более благоразумным. Одно из двух.
— Разве я так много болтаю?
Я в недоумении.
— Да вы настоящий говорун!
— Ладно, с этим я еще могу согласиться. Но вот насчет дефицита благоразумности готов поспорить. Посмотри: я избавился от всего лишнего. Разве это не благоразумно? У меня даже квартиры нет. Я отдал все, что имел и вот свободен.
