«Вау», — сказала я, выдыхая и мягко отстраняясь из незримых объятий, когда мне вдруг стало немного страшно потерять саму себя в этом потоке.
Этого я не смогу забыть никогда.
Он молчал.
«Я сделала что-то не то?..» — спросила я, запоздало подумав, не слишком ли личного я так настойчиво потребовала. Но в ответ почувствовала его мягкую усталую улыбку.
«Тания… — прошептал он. И по спине пробежали мурашки. — Это было чудесно, — сказал он наконец, спасая меня от смятения. — Не знал, что так бывает».
«Правда? Ты же спец по телепатии, разве нет?»
«Возможно. Но это не телепатия. Скорее эмпатия. Причем осознанная, а в данном случае еще и взаимная».
Ну вот, и мне опять неловко. Что такое? Хорошо хоть, краснеть я вроде бы не умею, а то лицу и шее уже начинает становиться жарко.
«Ты смущаешься?» — вдруг полюбопытствовал он.
«А ты практикуешься в эмпатии?» — ухмыльнулась я.
«Пытаюсь тебя нагнать. Надо же соответствовать образу мудрого старца», — шутливо хмыкнул он.
«Ты зашел попрощаться?» — спросила я через некоторое время. На душе от собственного вопроса стало тоскливо и как-то пусто. Интересно, сейчас он это чувствует?
Он молчал довольно долго, потом наконец тихо сказал:
«Если все пойдет по плану, мы с тобой никогда не увидимся. Даже так».
Что это в голосе? Неужели тоска? С чего?
Да, мне и самой весьма неприятно, как будто хотят оторвать кусок чего-то живого изнутри…
Я свернулась калачиком, подобрав под себя ноги, насколько это позволяла вагонная полка, словно пытаясь зажать все то, что было внутри, и не выпустить наружу.
Мне больно от этой мысли? Но почему? Я ведь даже не знаю его имени! Никогда не видела его. Какое мне может быть дело до того, что я НИКОГДА больше не услышу его. Это «никогда» прогремело громом в голове. А ведь он еще здесь, и вполне возможно читает все эти чувства во мне сейчас.
«Что со мной?» — спросила я прямо. Терять мне все равно нечего.
Опять молчит. Так многозначительно молчит. А я ведь чувствую: ему есть, что сказать!
«Почему ты не говоришь мне?»
«Все сложно, Тания. И я не должен был… так близко подходить к тебе».
Глупая обида захлестнула меня. Он жалеет! Жалеет, что позволил мне заглянуть в себя, подпустил так близко. И я отвергла его из себя опять. И разразилась горячими слезами от того, как стало пусто внутри, в обиде теперь на саму себя за то, что лишила нас этих последних мгновений прощания.
Утро не принесло облегчения. Ночью мне казалось, что я вижу оранжевое свечение, но сон слишком крепко сковал меня, чтобы я смогла до конца проснуться. А теперь опять жалела, потому что в купе Эданора уже не было. Как и во всем поезде или где бы то ни было на Земле.
