— Так, я не понял, она, что совершенно не знает, что происходит между мужчиной и женщиной в постели? — Смеясь Зореан несколько раз кивнул головой.
— Скорее всего, тем забавнее будет ее туда завлечь!
Я же, вернувшись в свою гостиную, была атакована Гвен.
— Вы зачем дурочкой прикидывались? Что такие достойные мужчины обо мне подумают? А если они расскажут отцу, какая я бестолочь, то отец очень рассердится и накажет, а страдать будем мы обе!
Она говорила много, а я слушала и понимала, где бы она не находилась, она продолжала по инерции бояться отца. А вот с моим присутствием, она полностью согласилась и принимает все, как должное.
— Гвен, — прервала я ее эмоциональную речь. — Отец и мать погибли. Ты одна спаслась.
— Неправда, — закричала она. — Вы же слышали, что сказал его светлость…
— Гвен, научись смотреть правде в глаза. Родители тебя бы просто так не покинули. По крайней мере, хотя бы попрощались.
Я легла на диван и, попробовав «нырнуть» в собственное подсознание, встретилась с девочкой. Она по прежнему была в образе 7-летнего ребенка.
— Девочка, — я обняла ее за плечи, — к сожалению это правда. Но мы теперь вдвоем и мы все выдержим. Вот ты хотела рисовать. А почему не рисуешь?
Я огляделась вокруг. Зеленый туман был повсюду. Но вспомнив, как я, представив свои руки, увидела их, увидела свой новый искусный маникюр и кольцо, попыталась воссоздать мольберт и кисти, карандаши и бумагу. Вообщем, все принадлежности художника, какие могла вспомнить зрительно. Потом провела краткий ликбез, рассказав о Клоде Моне и, опять-таки, представив зрительно его картины, которые помнила до мельчайших деталей — «Тополя», «Осенняя река», «Садовая дорожка» и некоторые другие, ведь это был любимый художник Дениса. Огромные фолианты с репродукциями картин всегда лежали на видном месте дома и в офисе. Супруг любил, разглядывая чудесные изображения природы, думать о делах. Самые удачные решения приходили в его голову, когда он рассматривал Моне, Айвазовского, Куинджи.
Гвен восторгалась, глаза ее загорелись, она забыла обо всем вокруг и начала рисовать.
Когда я очнулась, возле меня тихо на стуле сидела Карлитта.
— Барышня отдохнули? Значит, будем обедать! Его светлость уехали по делам вместе с бароном Ворджаком, а обедать в одной комнате с этими невоспитанными проходимцами порядочной девушке нельзя. — Она жалостливо погладила меня по голове и продолжила:
— Я их подлую мужскую натуру знаю. Я только этим де Шаверни посмотрела в их бесстыжие глаза, все поняла. Они же вас на ходу раздевали.
