Праздничная суетня растревожила ДПР спозаранку. Сновали уборщицы, заканчивали последние приготовления, лихорадочно наводя немудрящий лоск. Пахло краской и слегка распаренными чистыми полами.
Ожидали важных гостей.
За приподнятым настроением хоронились безрассудные мысли-надежды: не пожалуют ли путевками в детдома? Даруют же амнистии к праздникам.
К завтраку собрались возбужденные, с мытыми ушами. Белый хлеб, какао и сладкая сырковая масса вознесли на гребень торжественной волны. По сладкому истосковались, тарелки лизали с особым тщанием.
Еще с час приемник исходил беготней и покрикиванием, пока наконец все не сбились серой массой в приукрашенном зале.
Пожаловали и долгожданные гости: мужчина и женщина с плавящимися сдержанным умилением лицами. Мы в упор, без стеснения разглядывали лучезарных пришельцев, пока они церемонно рассаживались в первом ряду. Холеная худенькая мамзель с белыми буклями приоделась в темное кружевное платье, сквозь ажурные просветы которого едва уловимо наметились подробности дамского туалета. Осанистый мужик парусил синими галифе, заправленными в серые бурки. Стоячий ворот кителя подпирал бритый загривок. Тонкий душок тройного одеколона несмело забился в гуще местных ароматов. Новые лица волновали не меньше предстоящего концерта или стакана какао.
Парадная речь начальницы, воспевшей все, что должно воспеть, рокотала водопадом.
— Вы, бывшие беспризорники, блокадники, пленники немецких лагерей! Но вы и дети победителей! Будьте же достойны своих отцов-воинов и матерей-тружениц! — с блеском восторженности в глазах провозгласила ораторша напоследок.
В ответ грянуло нестройное «Ура!», сдобренное несмелым, но отчетливым «Дурак!» с затянувшимся мягким «ряяя!», исторгаемом Горбатым.
— Уйми фонтан, цуцик! Бо-бо будет! — грозно прошептал повар из задних рядов.
Малыши играли сказку «Жил был у бабушки серенький козлик». В образе козлика предстала сестренка в бородатой и рогатой картонной маске с расписным коромыслом через плечо. Я переживал за нее, но представление прошло гладко, и малыши сорвали свою долю аплодисментов. После сказки праздник сошел с заранее намеченного пути. Неожиданно Захаров вытолкнул вперед Педю и крикнул:
— Пусть споет! Он может!
Начальница растерялась и неуверенно кивнула.
Педя начал медленно, распевно. Голос его чуточку дрожал, но быстро креп, наливаясь ровным, высоким звоном.
Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
