Я подумала о том, что можно было сделать зелья и настойки, которые можно было использовать в дороге или продать. Но я впервые не хотела делать это, взвешивать и отмерять, затеряться в ремесле. Я ничего не хотела. Я смотрела на водянистый суп и чувствовала комок в горле. О, ради богов…
И хотя был ранний вечер, я растопила камин и легла на матрас, укутавшись одеялом до ушей. Я спала, пока могла. Это вторая ночь. Этой ночью она начнет говорить со мной.
* * *
Три месяца он был почти во всех моих снах. Высокий, как Сайлас, и худой, как он. И, как и с Сайласом, я никогда не видела его лица. Порой я успевала заметить блеск глаза, видела улыбку, но все было фрагментами, как бывает во снах, когда ты знаешь что-то, не осознавая этого. Если подумать, то не было совпадения, что человек из сна появился в моей жизни вскоре после Сайласа. Но это не имело значения, ведь, кем бы он ни был, его присутствие успокаивало. Он говорил, но слова исчезали, оставалось лишь ощущение, что все будет хорошо. Я его знала. Он был моим другом.
Он порой брал меня за руку, потирал, поддерживая, мое плечо. Как-то раз он стоял за мной, пока я работала за столом в старой аптеке, обнимал меня длинными руками, пальцы впивались в мою талию с властью, что пугала меня. Я проснулась тогда с колотящимся странным, запретным образом сердцем.
В этот раз мне снился дом. Я снова была в аптеке, смешивала лекарство. Эти сны я любила и ненавидела больше всего: любила, потому что возвращалась к себе, делала то, что любила, ненавидела, потому что это были лишь сны, потерянные, как и отец. Этой ночью тот человек стоял рядом, кивал, улыбался, а я добавляла в лекарство щепотку то того, то этого. Он называл рецепт, и я слушалась, делала, как он велит, ощущала его радость. Я была в любимой синей тунике, карманы фартука были тяжелыми от ингредиентов, я была сосредоточена. Я знала, что эта смесь – самая важная из всего, что я делала. Это спасет мою маму, это вернет мне брата. Это зелье могло изменить все. И я могла это сделать. Только я могла.
Мужчина сказал что-то, и я успела заметить вспышку белого, и он отвернулся. Я посмотрела на зелье, а оно выкипало, испорченное, и мужчина качал головой, его недовольство было понятным, я могла ощутить его на вкус. Начался стук, Совет был у двери, называл меня ведьмой, предательницей, кричал, что они знают, что я делаю зелье, что они повесят меня. Сожгут за такое. Я видела свет факелов в окнах, стекло таяло от жара огня. Сотни кулаков стучали в дверь аптеки, звали меня на смерть, а мужчина молчал, стоял спиной ко мне, опустив разочарованно плечи.
