* * *
В тот день, когда явились попаданцы, я удачно добрался до родного дома, побывал в квартире. Мама, слава богу, оказалась дома, чему оба мы неслыханно обрадовались. Я наспех рассказал ей о творящемся в городе беспределе, о войне, развязанной пришельцами из прошлого, о своих приключениях. Да, мне хотелось кому-то высказаться, похвастать своими успехами и подвигами. Первым слушателем оказалась мама. Конечно же, она меня похвалила, сграбастала в объятия, трепала по голове, приговаривая: «Воин ты мой, весь в отца! Настоящий мужчина. Но больше я тебя не отпущу никуда, не хочу потерять».
– Мам, ты о чем? Мне Родину спасать нужно. Мне город наш освобождать от врага ненавистного. Друзей и подружек найти, вызволить из ада этого. Какие посиделки дома?! Провианта нет. Добыть нужно на неделю минимум. Там и войска подоспеют. Армия придет, наведет шороху этим гадам.
Я тогда еще верил, что непобедимая и несокрушимая российская армия быстренько прихлопнет всю эту нечисть, выметет грязь с улиц Энска. Как я ошибался…
– Мам, я все равно уйду! И ты меня не удержишь. Все, я сказал. Для начала продуктов и воды раздобуду. Тихо, мам, не обсуждается. Сообрази мне перекусить, я помоюсь и в путь. Точнее, в рейд.
Вскоре я уже крадучись выбирался из подъезда своей девятины, внимательно оглядывая округу. Мать, пускающая слезы и шепчущая молитвы, закрылась на все замки. И ее расстройство можно было понять.
Мимо меня, скуля, проковыляла собака на трех лапах, четвертая, красная от крови, висела соплей. Видать, и животному досталось от иноземных варваров. В конце двора визжала женщина. Не от насильника, а звала ребенка. Искала, металась, падала. И все звала и звала какого-то Диму. Сколько лет было этому Диме, неизвестно, но истерика женщины резала мои уши и сердце. Слушать это было невыносимо мучительно.
Помогать каждой встречной и поперечной я еще не был готов. Время утекало, вечер наседал сумерками. С одной стороны, предстоящая темнота автоматически становилась прекрасной маскировкой, с другой… Все равно я страшился некоторых вещей, из-за любого угла могли прилететь стрела или пуля, обрушиться булава или меч. Расслабляться никак нельзя. Ни на минуту. СКС в руках успокаивал лучше домашней кроватки и десятка стен, слух обострился, глаза стали оптическими прицелами. Все тело напружинилось, желваки играли, а руки твердо сжимали оружие.
Патруль фашистов я заметил первым. В смысле, раньше, чем он меня. Унтер-офицер с автоматом, а с ним двое солдат с винтовками типа «маузер». Причем один выполнял роль рефрижератора – сам толстый, как боров, жует за обе щеки что-то нахапанное в местном магазинчике, через плечо держит баул с награбленным добром. У всех немцев вороты чуть не до пупа расстегнуты, пилотки набекрень, рукава закатаны, сапоги приспущены. Этакие дембеля из вермахта, мать их за ногу!
