Я примостилась в углу, подобрала под себя ноги, жесткая деревянная скамья впилась в задницу углами, которых не заметишь, пока не сядешь, но ничего удобнее тут не было — шаткие барные табуреты (большое спасибо, как-нибудь в другой раз), жесткие стулья, обитые толстой кожей и длинные деревянные скамьи. Только за стул еще повоюй пойди, вступи в короткую схватку с каким-нибудь типом, или с его подругой (неизвестно, что хуже). За скамью, кстати, тоже побороться надо, тут, конечно Гоша расстарался — запихнул меня в угол, метнулся к бару, принес пива и усвистал — только его и видели, типа, пошел ставить на меня огромные тыщи и узнавать, как можно на игру записаться. Одиноко так, что хоть голову об угол стола разбивай, или (что еще хуже) беги за Гошей, ищи его, зови и тащи обратно.
Я тоскливо поболтала в бокале свое пиво, выловила официантку и заказала коньяка — мир сразу стал теплей и уютнее, потому что я заболела в этом углу, если меня и гложет какой-нибудь душевный недуг, то в подобных местах он пухнет как на дрожжах — тоска страшенная подступает, хоть и не рождайся на этот свет. Пустота и непроглядная темень, хочется плакать, и все кругом как в какой-то длинной и безысходной сказке — принц не вернулся из похода (сначала покалечился и долго болел, а потом и вовсе помер), принцесса бросилась со скал в море, король тоже что-то там с собой сделал, детей у них так и не приключилось, зима, зима, рваные северные сумерки и старый слуга плачет в пустом каминном зале, перебирая фамильные реликвии, ну и, естественно, тут же травится страшным ядом. До прихода официантки я закрыла глаза и принялась считать до ста, прорываясь сквозь гомон, звон в ушах и пульсирующий чад. «Никуда не пойду, — призрачно пробивались сквозь счет какие-то мысли, — никуда не пойду и играть ни во что не буду». Графинчик, рюмка и блюдце с лимоном появились на пятьдесят шестом счете — совсем немного. Я приоткрыла один глаз, блаженно оскалилась и вольно отхлебнула коньяка.
Некоторое время я переводила дух, а потом откинулась назад, прислонившись спиной к прохладной стене, и закурила, с сомнением поглядывая на запотевшее пиво. Нет, конечно нет, ни в коем случае, но если Гоша не поторопится, то в конечном итоге он застанет тут бесчувственное тело, накачанное коньяком и пивом до такой степени, что уже не способно издавать даже нечленораздельное мычание. И пусть он потом попробует кому-нибудь объяснить, что это вот на нее он поставил кучу денег, и сейчас она вам тут немножко поиграет.
