Израненный | страница 78



«Ага, он как раз подходящего возраста». Я так отчаянно хочу сказать эти слова, что они вертятся на кончике моего языка. Но придерживаясь типичной Эйли, я ничего не говорю. Я молча негодую, называя её каждым плохим словом, которое приходит на ум, и желая ей подхватить худшее венерическое заболевание, известное человеку.

— Прекрати дуться, Эйли, — говорит она со вздохом, словно разговаривает с ребёнком. Мэллори подходит к правой стороне кровати, и королевского размера матрас прогибается, когда она садится рядом со мной. Взяв меня за руку, она с улыбкой говорит: — Ты же знаешь, что я не пыталась быть слишком грубой. Я просто хочу, чтобы ты была осторожна. Мы лучшие подруги уже пять лет, и я не хочу, чтобы какой-то мудак пришёл и посчитал, что играть с тобой — в порядке вещей. Ты нуждаешься в моей заботе. И это всё, что я делаю в ситуации с Мэддоксом. Если он хочет тебя, мы вместе можем поиметь его, — она касается моей щеки на которой нет синяка. — Готова поспорить, ты даже не знаешь, что нужно будет сделать, если он вытащит свой член и скажет тебе отсосать. Вот почему ты нуждаешься во мне, Эйли. Я покажу тебе свои лучшие трюки, — она говорит всё так, словно это должно быть самой обнадёживающей вещью в мире, когда на самом деле это просто Мэллори и её типичный приём манипуляции.

Иногда, как сейчас, например, я задаюсь вопросом, почему мы вообще дружим. Мы с ней такие разные. Думаю, изначально меня привлекло в ней её напускная храбрость и то, насколько откровенной она была. У Мэллори на самом деле не было никакого фильтра. Она не считала нужным сначала подумать, прежде чем озвучить свои мысли. И это до сих пор не изменилось. Помню, как впервые встретила её и подумала: «Как же здорово, что она такая, какой я никогда не была. Такая, какой я хочу быть». Общительная, умная, сексуальная, но прежде всего раскованная. Её маленькие приступы нарциссизма и безбашенность раньше никогда меня не беспокоили. Но теперь я поняла, что мне всё труднее и труднее игнорировать их. Вздыхая, я заправляю волосы за ухо и безропотно принимаю её такой, какая она есть. Это — Мэллори. Она всегда будет Мэллори. Грубой, эгоистичной и эгоцентричной, но где-то глубоко под всем этим, она всё ещё моя лучшая подруга. Она всё ещё та девочка, которая подружилась со мной в восьмом классе. Всё ещё та девочка, которая заставляет меня смеяться над глупейшими вещами. К тому же, кто я такая, чтобы судить о ней только потому, что я грешу по-другому? У меня есть свои собственные ужасные качества. Моё собственное уродство похоронено прямо под поверхностью. Единственное отличие в том, что Мэллори более откровенно выражается насчёт своего.