Углов опасливо глянул на темный проем и быстро побежал к самосвалу.
— Загрузился? — издали крикнул он шоферу. Тот кивнул из окошка кабины. Семен быстро отворил дверцу и плюхнулся на сиденье.
— А ну шустрей отсюда, — скороговоркой выплеснул он. Шофер обратил к нему недоумевающее лицо.
— Давай, давай быстрей! — умоляюще заторопил его Углов.
8.
Ударило уже двадцать восьмое, крайнее число. Крайним оно было оттого, что к первому надо было сдать в бухгалтерию готовые, проверенные и подписанные, наряды. Отступать было некуда. И главный инженер, и Дмитрий Григорьевич вспомнили на летучке и черта и чертову мать, и прорабы поневоле зашевелились. До двадцать восьмого шла суета и гонка с процентовками; приходилось умаливать, умасливать, уламывать неподатливых заказчиков. Эти пять-шесть процентовочных дней проходили под знаком шашлыков, водки и плова.
С утра прорабы появлялись на минутку в управлении, урывали машину под зад и разбегались по чужим конторам.
Заказчиков улещали и обжуливали, как только могли. В процентовки загодя вписывались самые небывалые внесметные работы в надежде, что пронесет и что удастся залить глаза, а в Стройбанке тоже лопухнут и пропустят.
Тут шустрее всех управлялся Никола. Его представительная фигура внушала невольное доверие. И если — дай-то бог — постоянный куратор объекта почему-то не мог выехать на место и поручал поглядеть на выполненные работы какому-нибудь помощнику, то Никола добивался необычайного.
Углов не родился с такими специфическими талантами, и ему приходилось ходить в середнячках. Но так не так, а и он брал свое. Упустить подпись на тысячной бумаге из-за сквалыжного прижима живой красненькой, казалось, и было слишком глупым, и Семен, так же, как и остальные, исправно жарил шашлыки и разливал по стаканам горячительный напиток.
К двадцать восьмому с процентовками в основном утряслось. Митряй скрепя сердце отменил на время многочасовые пятиминутки. Началось время закрытия нарядов.
С утра управление пустовало — хоть шаром покати: прорабы отсыпались до обеда. К четырем начинали появляться в конторе.
Стародавний, неизвестно кем и зачем установленный порядок соблюдался строже, чем заповеди господни: наряды следовало писать не раньше шести вечера, а заканчивать далеко за полночь.
К концу дня с объектов съезжались мастера, их усаживали напротив себя, давали в руки ручки, бланки нарядов, и похмельные головы начинали мучительно трудно вникать. Сначала работа шла туго. Но через часок в управлении появлялись бригадиры. У этих был свой интерес, и письменный труд становился по веселее. Однако мастера также имели свой интерес, начиналось немедленное сведение месячных счетов. Верховным жрецом, оракулом и судьей на ринге выступал прораб.
