Наверно, Пурген Аграфенович коллекционировал старое оружие. Так же, как Евсей Федотыч — пробки…
Пробки… Китайская пробка… Чоки-чок… Какие-то спасительные мысли начали вертеться у Леши, но тут вода перестала шуметь, и Людоедов спустился с лесенки.
Он оглянулся на Лешу. Опять виновато вздохнул: ничего, мол, не поделаешь. Взял коробок со спичками. Заглянул под котел. И Леша разглядел, что там газовый баллон с горелкой.
Людоедов покрутил у баллона вентиль, чиркнул спичкой. Газ по-змеиному зашипел и вспыхнул синим широким огнем. Людоедов потер ладони.
— Ну-с, все в порядке. Будет бульон… Не очень ты, конечно, упитанный, скорее наоборот. И скипидаром от тебя попахивает. Но ничего не поделаешь, хочется кушать.
— Не надо, пожалуйста, — хныкнул Леша и начал тереть глаза. Наполовину понарошку.
— Ну вот, начинается, — заворчал Пурген Аграфенович. — Каждый раз одно и то же: «Не хочу, не надо…» Конечно, я понимаю, что тебе не очень приятно. А мне-то что прикажешь делать? Умирать с голоду?
— Но неужели вы не понимаете, как это отвратительно — быть людоедом?! — всхлипнул Леша.
— Почему же отвратительно? У каждого свое предназначение. Если у меня такая фамилия, кем я, по-твоему, еще мог сделаться?
— Извините, но вы говорите глупости! — отчаянно возразил Леша. — При чем туг фамилия? Выходит, по-вашему, Пушкин должен был сделаться артиллеристом? А художник Репин выращивать репу в огороде? А Редькин — редьку?
— Ну, не знаю, не знаю. Это их дело. А у меня профессия наследственная. Папа тоже был людоед. И дедушка по отцовской линии. Тут уж я ничего не могу поделать…
— И вам не стыдно есть живых людей?!
— Ну что ты выдумываешь! Большой мальчик, а городишь такую чушь! Разве я собираюсь есть тебя живьем? Сваришься, и тогда уж… — Людоедов опять облизнул губы, и рот у него вдруг растянулся, как у громадной лягушки. — Давай-ка, голубчик, полезай в котел. Пора.
— Не… — промямлил Леша.
— Никаких «не», — повысил голос Людоедов. — Если станешь капризничать, я запихаю тебя туда силой, это будет гораздо неприятнее.
Леша оглянулся на котел.
— Вода, наверно, еще холодная…
— Вовсе не холодная. Уже нагрелась до комнатной температуры.
— Не нагрелась. Я простужусь. А бульон из простуженного невкусный…
— Не успеешь ты простудиться, — заверил его людоед. — Вода греется быстро. Лезь скорее. А то потом опять заупрямишься, скажешь: горячая. А если окажешься в котле сейчас, привыкнешь к постепенному нагреванию и сам не заметишь, как сваришься. Ничего страшного…
