Рано утром, еще до восхода, на северной стороне реки Большой Заб заревели трубы и огромная машина пришла в движение. Ночью были развернуты заранее приготовленные понтоны и первый отряды легкой пехоты пересекли водную преграду. Как только первые неприятели коснулись южного берега, Хосров, который своими шпионами на той стороне был информирован о начале переправы еще несколько часов назад, отдал приказ арабам отправлять на север, вне поля зрения противника. Ибн Мундар со своими отрядами располагался южнее основного лагеря, поэтому разведчики Бахрама увидели на горизонте только слабое облако пыли. Как это трактовать было непонятно. Тем временем переход реки все активизировался. Уже перешли несколько отрядов тяжёлых пехотинцев. Они образовали подобие каре и продвинулись чуть дальше вдоль берега Тигра, чтобы освободить место для конницы. Казалось, поток воинов никогда не закончится, уже прошло более двух часов, а всадники еще не начали переправу. Офицеры в окружении Хосрова предлагали ударить сейчас, пока враг беспомощен. Он подумал, как все-таки глупы эти высокородные вельможи. Весь план, который они создали и для которого потратили столько сил на инженерные сооружения, они предлагают выбросить ради бесславной победы над малой частью войск врага. Нет, они будут ждать, и ждать столько, чтобы Бахрам почувствовал силу и приказал атаковать. Постепенно, командующие правительственной армией заметили, что их первоначальный план нуждается в корректировке. Во-первых, Бахрам все-таки приказал часть легкой конницы переправиться на другой берег Тигра. Они пока не нападали, но было ясно, что в разгар боя они могут броситься на левый фланг или даже с тыла на армию Хосрова. Пока же только виднелись далеко слева, изредка подходя к реке. Во-вторых, Бахрам, как опытный военачальник, оставил примерно треть своих войск на северном берегу. Переправилось всего две трети, им было очень тесно на узкой полоске берега, чтобы держать правильный строй. Что случилось бы, если бы переправилось еще тысячи воинов? Началась бы просто давка и армия превратилась бы в кричащее месиво людей и животных. Когда утро было уже в самом разгаре, переправа, наконец, закончилась и войска приняли более-менее правильное построение.
Арабов было уже не видно, они скрылись за горизонтом на востоке. Катафракты изменников, наконец, двинулись вперед. Но не галопом, кто бы ни был сейчас их командующим, он прекрасно знал, что невозможно поддерживать такой темп на длинной дистанции, иначе кони доберутся до врага полностью усталыми и их наездники станут легкой добычей. Нет, они идут шагом до определенной черты, потом последует град стрел, после чего удар копьеносцев на полной скорости, а после проникновения в глубину вражеских врагов в ход идут меч или топор. Это аксиома, и все иранцы с малых лет ее знали. Но сегодня по обеим сторонам были арии, зачастую члены одной семьи. По двум армиям пронесся сегодня слух, что сойдутся сегодня в смертельном поединке два брата, два богатыря из Парса, Шапур и Куруш, разделенных этим конфликтом. Так, наверное, и случилось бы, ведь сегодня много родственников будут сражаться друг с другом, но Шапура Бахрам отправил несколько дней назад на восток. Чтобы не вызвать подозрений у противника, Хосров приказал тем немногим катафрактам, которые у него были, выйти перед рядами пехоты, не попасть в тайные ловушки и вести контрбатарейную стрельбу. Обстрел не принес особой пользы ни одной из сторон, поэтому те огромные массы всадников, которые были у Бахрама, изготовились для броска. Сперва один, потом несколько, потом сотни и, наконец, тысячи закованных в броню всадников пустили коней галопом по пустынной земле. Земля задрожала, сам горизонт начал колебаться от прямой атаки иранских богатырей. Когда до первых линий пехоты оставалось не больше ста метров случилась катастрофа. Скачущий первым, самый смелый, и, вероятно, молодой, рыцарь внезапно исчез. Никто так и не выяснил потом его имени. Потом исчезла вся первая волна стального кулака. Остальные начали соображать, что что-то пошло не так и хотели развернуть коней. Но не тут-то было: задние ряды ничего не видели и были полны желания добраться скорее до таких несчастных пехотинцев Хосрова, быстрее всех разогнать, занять, наконец, столицу и отправиться домой. Ловушка, в итоге, блестяще выполнила свою роль. В длинных рвах, протянувшихся вдоль фронта правительственной армии, открывалось зрелище, достойное самых кошмарных видений. В несколько рядов кричали, вопили и пытались выбраться люди и животные. Не просто люди, а цвет иранской аристократии, знать великих доблестных родов. Тем, что был в первых рядах еще относительно повезло, они были раздавлены мгновенно, но всадников, которые видели что к чему, но не успевших изменить курс, и, поэтому, находившихся сверху, положение было хуже всего. Переломанные кости, раздавленные конечности, содранные копытами скальпы, выбитые глаза и зубы. Вся эта дикая мешанина исступленно кричала от боли и ярости, но для них все было кончено. Что самое удивительное, треть катафрактов не попали в ловушку, а сейчас спрыгнув с лошадей, они пытались помочь своим соратникам. Командующие правительственной армией с распахнутыми от ужаса глазами наблюдали картину бесчеловечного преступления, которое они только что совершили. Практически все шептали молитвы и молили о прощении погибших и тех, кто еще был жив. Хосров, смертельно бледный, тоже не ожидал такого вида, дал все-таки приказ лучникам не атаковать и поверженных, и пытавшихся им помочь. Чтобы и как бы там ни было, это были его подданные, а ему еще предстояло держать ответ перед своим народом за такие бесчеловечные преступления. Мало того, он отдал распоряжение, чтобы вперед выдвинулись его всадники и помогли кому возможно.
