Брат мой (начинается рассказ г-жи Сюрвиль) родился в Туре 16 мая 1799 года, в день святого Гонория. Это имя понравилось моему отцу, и. хотя оно не было употребительно в нашей фамилии, его он дал сыну.
Матушка боялась потерять сына; если сама будет кормить грудью, потому что таким образом уже умер у нее первый ребенок. Маленького Оноре отдали кормилице, которая жила за городом в большом саду. Батюшка и матушка были так довольны заботливостью этой женщины о их сыне, что поручили потом ей кормить и меня, оставив у нее на воспитании брата. Мы с ним возвратились в отцовский дом, когда ему было года четыре.
Дети не играли в то время такой важной роли, какая предоставляется им ныне в семействе: их не выводили на сцену, оставляя расти как случится, заботясь больше всего о том только, чтобы они были послушны к родителям. М-11е Делаге, наша гувернантка, быть может, уже слишком ревностно заботилась об этом, так что сверх послушания внушала нам и страх. Брат долго помнил, как мы трусили, как нас поутру водили поздороваться, а вечером проститься с матушкой.
Оноре был прелестным ребенком: его веселость, его улыбающийся хорошенький ротик, большие карие глаза, светлые и кроткие, его высокий лоб, густые черные волосы заставляли всех прохожих любоваться на него, когда нас водили гулять.
От семейства зависит характер и будущая судьба человека; потому скажу несколько слов о наших родителях.
Отец мой, родившийся в 1746 году, был адвокатом и во время революции имел случай спасти нескольких своих друзей. Эти услуги подвергли опасности его самого, и один из членов конвента, его друг, поспешил удалить его с глаз Робеспьера, послав устроивать провиантские магазины для северной армии. Занимая место провиантмейстера, отец мой прожил 19 лет в Туре и в мае 1797 года женился на дочери одного из своих начальников. Кроме провиантской части, он управлял госпиталем, где делал много добра.
В характере моего отца было что-то напоминавшее Монтаия и вместе Рабле. Была у него и задушевная забота — здоровье: он старался так устроить свою жизнь, чтобы прожить на свете как можно долее. Учеными соображениями дошел он до того убеждения, что человек должен жить не менее ста лет, а если можно, то и более, и он всячески заботился, чтобы прожить более. Отцовская нежность усиливала в нем расположение к долговечности. Когда он еще не думал жениться, он отдал большую часть своего состояния в общество застрахования пожизненных доходов, компании Лафаржа. Революция уменьшила остальное его состояние; но крепкое здоровье давало ему надежду, что он переживет всех других акционеров и тогда получит при закрытии кассы общества огромную сумму. Мысль эта до такой степени вкоренилась в нем, что он беспрестанно тверди\ детям: «Берегите эдо-ровье — ведь вам достанется несколько миллионов». При каждой потере денег он повторял: «Касса Лафаржа вознаградит все убытки».
