– Взгляните, – один из сотников указал на развешенный на кустах грязный когда-то белый с золотой вышивкой камзол.
– Зачем его оставили? Видимо, испачкался, и они на нем тренировались в стрельбе. Но теперь у них есть и луки, – говорили между собой сотники.
Камзол висел на кустах, в нем торчали четыре оперенные стрелы.
Номарх Сарниус, в отличие от сотников, понял сразу все – проклятый советник не только живой, но и обо все догадался. Именно для него, Сарниуса, оставлено это молчаливое послание: Орагур знает, что стреляли именно в него, поэтому в камзоле в самых смертоносных местах оставлены торчащие стрелы; он знает, кто послал убийц, и, очень вероятно, знает, кто оплатил это, ведь в карманах и кошельках убитых гвардейцев золото не обнаружено, а один из них явно убит ударом милосердия. Следовательно, золото обнаружил Орагур, в обмен на удар милосердия получил нужную информацию и теперь знает, откуда все берет начало.
– Ну, что ж, – скрипнул зубами Сарниус, – теперь все открыто, и одному из нас придется заплатить своей жизнью. Я приложу все усилия, чтобы это был ты!
Вскоре следопыты обнаружили след, ведущий в глубь болот. Он начинался недалеко от места последнего привала беглецов и определялся лишь по немного более раздвинутой болотной траве.
Сотники ожидали решения Пиригона. Было понятно, что, не зная болот, никому нельзя соваться туда. Даже опытные следопыты не смогли бы провести гвардейцев сквозь болота – всем хорошо была известна их гибельная сущность.
Сам же Пиригон был в сомнениях. С одной стороны, номарх Сарниус требовал всеми сотнями без промедления лезть в болото следом за беглецами. Это было бы неправильное, гибельное решение. С другой стороны, что-то делать было надо, но что делать – впервые за свою карьеру Пиригон не знал.
К Пиригону, в тяжелых раздумьях шагающему взад-вперед по краю болота, подошел Пирт, всеобщий любимец не только Орагура и Пиригона, но и всей армии.
– Я понимаю, командующий, что армии нельзя лезть в болото. Но ведь беглецы пошли туда, – Пирт махнул рукой в направлении болот, – дайте мне два десятка добровольцев и хотя бы одного следопыта, мы пойдем следом и попытаемся освободить советника.
Словно повязку сняли с глаз командующего «бессмертными». Решение пришло само собой, и последующие распоряжения свелись к следующему.
Четыре сотни «бессмертных» остаются на этом краю болот, рассредоточиваются группами по десять человек в поле зрения друг друга вдоль этого края на случай, если беглецы, вернувшись, попытаются проскочить на этот берег, ведь никто еще не преодолевал эти болота, и они непременно должны повернуть назад. Одна сотня идет к караванной тропе через болото. На всякий случай. Неважно, что только в одну сторону до тропы дней девять-десять пути, да по тропе через болото дней пять. Если постараться, за два десятка дней можно выйти здесь же, но аккурат на другую сторону. Если беглецам и удастся перейти гиблые топи, на что шансов практически нет, их путь растянется на значительно более длительный срок. За это время сотня, пройдя по тропе и выйдя на другую сторону, к подножью Персидского горного массива, встретит их на выходе из болот.
