Квентин начал с краткого пересказа событий. Пол Долри оставил завещание, по которому и Пэррок-хауз, и все к нему относящееся переходили к гипергностикам, если же в установленный срок ими будет совершено нечто позорное и неуместное, владение переходит к Ванессе и се наследникам. Капеллан убит неизвестным или неизвестными лицами, брат Виктор задушен бюстгальтером. Ларкин и сестра Флер оказались на деле не теми, за кого себя выдавали, а остальные гипергностики погибли в катастрофе. С точки зрения Квентина, причиной столь многочисленных смертей вряд ли были грехи покойных, и все ли из них действительно мертвы? Если так — и если гипергностики не оставили собственного завещания,— имение Долри переходит к Ванессе. Остается лишь один нерешенный вопрос: возможные обвинения полиции против семейства Долри. Если они каким-либо образом повинны в гибели гипергностиков, совершенно очевидно, они не могут наследовать то, что получено в результате преступления. Но в настоящий момент (и это очень важный пункт) они пока что находятся под подозрением, а британское право основано на презумпции невиновности. Таково, продолжил Квентин, его ученое мнение, и с ним следует считаться (особенно потому, что ему как поверенному положено десять тысяч фунтов плюс расходы - но эту деталь Квентин решил оставить пока при себе).
Мнение его было столь высокоученым и было высказано в столь блистательных и закругленных фразах, обильно пересыпанных латынью, что присутствующие уже собрались наградить его аплодисментами, как... Как на пороге возникла последняя из гипергностиков: нагая, грязная и окровавленная.
— Я здесь, чтобы предъявить свои права! — вскричала Миндж: в школе она занималась в театральном кружке, и теперь постаралась извлечь из сцены максимальный эффект.
— Ах! — воскликнул Квентин, пытаясь по адвокатскому обычаю затянуть время.
— Разве я не законная наследница Пэррок-хауза?
Квентин вознамерился объявить, что новый поворот событий требует дополнительного рассмотрения (и дополнительной оплаты), ради чего ему придется вернуться в Лондон и отложить окончательное решение на пару недель, но тут в дверях возник новый посетитель: доктор Шеперд собственной персоной. Он выхватил из трости шпагу, рубанул ею по Гутенберговой Библии, лежавшей на почетном месте — на столике с медной столешницей, и возгласил:
— Ларкин! Я пришел за тобой!
Жан-Пьер отпрянул от обезумевшего сельского врача. «Смерть!» — вопила татуировка у него на лбу. «Смерть!» — вопил спятивший доктор.
