Он. Ну, вот, еще чего. Меня палкой не добьешь. Умер, ага, держи карман шире. Живу. Тут работаю. Ну, не по специальности. Не артистом. Тут театра-то нету в городе. Никакого. Так, ДК. В нем кружки. Драмкружки имени меня, ага? (Хрипло смеется.) Я в ем этим тружусь… как его… осветителем и звукарем. Но думаю рвануть в первопрестольную и в какой-нибудь театр показаться.
Молчат.
Она. Ну дык, что – давно пора карьерой заняться.
Он. Ладно, не подзуживай, Женуария. Пора бы уже, да. А то некоторые поют, понимаешь, в телевизоре, а я вот… Время уже, чтобы о себе заявить, так сказать, пора уже. А то какие-то мелькают по телику, а я вот тут сижу. А мы ведь вместе начинали. У-у, ты моя красавица из Нагасаки! Из тысяч лиц узнал бы я девчонку, а как зовут ее – забыл ее спросить! (Пауза.) Впрочем, я уже это говорил.
Молчат. Смотрят друг на друга. Он улыбается.
Дай денег. А? Взаймы? Не жлобничай, а? Че, не дашь? Своему бывшему мужу не дашь? Ну, сейчас она будет играть спектакль: ты меня забыл, бросил, а я сыграю – побитую собаку и виноватость.
Она. Дак ты умер.
Он. Ага. Щас. Поцелуй меня с разбегу, я за деревом стою. Кто тебе сказал?
Она. Кто-то. Я тебя видела двадцать лет назад. С тех пор голос Антипки больше не раздавался. А как ты жив-то?
Он. Ну ладно, хорош, не суть.
Она. Так, стоп. Ты чего от меня захачиваешь? В лоб или по лбу?
Он. Захачиваю вот что-то. (Смеется.) Дай денег взаймы, Танюх-Женуария?
Она. Я тебе не «Танюх» и не «Женуария».
Он. Да я ж тебя по старой памяти, как в «Рабыне Изауре», помнишь? Я тебя так звал. Помнишь? (Поет.) «Газирум-гарум-гэрум, газирум-га!..» Ну?
Она. Значит, встал из гроба и денег захачиваешь?
Он. Захачиваю денег, да!
Она. Значит, ты живой?
Он. Ну, заколебала! Живой. Твой папа Заяц жив, Старая Зайчиха. Обними его. Лапками прижми его, зайца бедного, побарабань лапуськами по его спинке, побарабань от радости и счастья. Ну?
Она. Побарабанить?
Он(весело). А почему и нет? (Пауза.) Ты, значит, сюда к нам приехала, так, да?
Она. Сюда, да, к вам, да, приехала, так, да.
Он. А я смотрю – весь город в афишах, надо же! Ох, и дурят нашего брата, обманывают нашего брата! Пойду сейчас всем расскажу, что это никакие не негритоски, а старые облезлые московские сучки! (Хохочет.) Приехали чесать и косить!
Ржет. Смотрит на нее.
Она(снова закурила и вдруг, с полоборота, взвилась). Ах ты, старая гнида, козел ободранный, Папа Заяц! Ах ты, турок-придурок, немецкий окурок, чирикало-вонючка!
