— Ну и что? Не заставляйте меня ждать.
Ваше дыхание участилось, ваша жирноватая грудь очаровательно вздымалась и опускалась. Ваши губы приоткрылись.
— Много места отводится несчастным случаям. Крупным авариям, катастрофам, разбивающимся самолетам, которые отправляют в ад свой груз сардинок, или поездам, которые врезаются друг в друга со скрежетом рвущегося металла, или сталкивающимся и взрывающимся машинам. Но все это массовые виды спорта. Ни для вашего имени, ни для вашей личности подходящего несчастного случая нет.
Я замолчал и посмотрел на вас, Глэдис Дюваль. Женщина за тридцать, бедное прошлое и богатое, но короткое будущее, соблазнительная фигура на расстоянии в тридцать метров, чарующая улыбка в сигаретной дымке, золотистые глаза в вечернем полумраке или во тьме кинозала.
Иллюзии.
Полагаю, Глэдис, многие ничтожества завидовали мне все эти годы. Из-за вас, а не из-за того, чем я занимался. Быть может, я бы простил вам, Глэдис, если бы они имели причины завидовать мне, но стоит приблизиться к вам, развеять дымок, разогнал ь тьму светом ламп, и от вас остается только плод разрушительных лет, нечто неопределенное, изношенное, чуть-чуть опустившееся. Вы слишком долго носили свое тело, Глэдис. Я наведу порядок в этом деле.
— Остается самоубийство, — медленно процедил я. — Есть удачные и есть неудачные. В самоубийстве, Глэдис, заложено все — отчаяние, происшествие, драма. И даже надежда, если самоубийство неудачно. Надежда, от которой у чувствительного читателя на глаза наворачиваются слезы. Надежда, которая высвечивает хрупкость жизни и тяжесть человеческой судьбы.
— Вы хотите сказать...
— Я ничего не хочу сказать, Глэдис. Можно организовать исчезновение в виде похищения, но этот трюк использовался уже не раз. Логически остается лишь самоубийство, прекрасное самоубийство с помощью газа. Выломанная дверь, лежащая на постели женщина, разбитое окно, запах газа, заострившиеся черты лица, синяки под глазами, письмо с изложением вашего отвращения к жизни, фотографы, циничный журналист, пишущий трогательную статью.
— Но я не хочу умирать, — нерешительно сказали вы.
- Разве речь шла о смерти? — я закурил сигарету, улыбаясь своему отражению в темном оконном стекле. — Вы знаете, от газа умирают очень долго. Часы и часы в нормальных условиях. А мне понадобится всего несколько минут, чтобы вызвать прессу и пожарных и спасти вас.
Я читала где-то, — сказали вы, — что это очень спокойная смерть, почти радостная.
