«Этому-то старику-генералу», – небрежно бросил фразу вслед за Пушкиным Достоевский. Неясность образа князя породила толкования, далекие от замыслов Пушкина. Нехватку сюжетного материала у Пушкина почувствовал либреттист оперы Модест Чайковский. Тут появилось имя Гремин – имя гремит, с доминирующими нотами ре и ми, мог быть и До-ре-мин. В первоначальном варианте либретто третье действие начинается так: «Появление генерала. Он влюбляется в Татьяну. Она ему рассказывает свою историю и соглашается выйти за него замуж»[232]. Чайковский тоже не почувствовал любви Татьяны. Романтика уложена в сундук:
…для бедной Тани
Все были жребии равны…
И она вроде бы холодно предпочитает жить без любви. Подправляя Пушкина, Чайковский в финале сперва заставил Татьяну падать на грудь Онегину, а в это время входил седой генерал.
Ноту иронии по отношению к старому генералу добавил постановщик «Евгения Онегина» в Пражской опере, – мы слушали ее в 1995 году. Генерал выезжает на сцену в инвалидном кресле, крутя колеса руками. Но если отбросить модернизированный подход, все равно генерал остается тенью, и симпатии читателя к нему не возникает, скорее наоборот. Между тем, Лернер справедливо замечает, что после Наполеоновских войн генералами становились рано[233]. Друг Пушкина Николай Раевский – младший, к примеру, получил генеральское звание в 29 лет, Михаил Орлов – в 26. Муж Татьяны вспоминает с Онегиным «проказы, шутки прежних лет» – значит, они сверстники, а Онегину в это время 28. Стало быть, князь молод, да и любит Татьяну не меньше, чем Онегин, не ведая, что с ее стороны один расчет.
Фрагментарность сюжета вот уже полтора столетия как бы призывает к домысливанию окончания романа. Дискуссии о законченности «Онегина» не закончены, и, пожалуй, наиболее полный взгляд предлагает Тынянов: его идея состоит в том, что конец мог бы быть любым[234].
Недописанная глава «Путешествие Онегина» осталась половинчатой, ибо автор не решил, где и как все-таки его герой путешествовал. Заграницу поэту увидеть так и не довелось; описывать красоты Европы без личного впечатления – получилось бы нечто вторичное. В результате, как доказал еще Набоков, Онегин беспросветно долго едет из своего имения в срединной России на юг, в Одессу, которую Пушкин знал. Онегин попал к Татьяне, как Чацкий, с корабля на бал, но не было ни корабля, ни дальнего путешествия. И именно это, возможно, привело Пушкина в Болдине к мысли выкинуть главу «Путешествие Онегина» вообще, чтобы быстрее закончить роман. Осталось завязать последний узел.
