. Вдумайтесь: иностранцы и лицей пытались истребить в Пушкине все наше, русское, хорошее, а няня его спасла.
Однако, если говорить серьезно, невозможно выяснить, каков реальный вклад няни в воспитание поэта. Современники отмечают, что она была словоохотлива, болтлива. Анненков писал: «Соединение добродушия и ворчливости, нежного расположения к молодежи с притворной строгостью оставили в Пушкине неизгладимое воспоминание. Он любил ее родственною, неизменною любовью и в годы возмужалости и славы беседовал с нею по целым часам». Здравый смысл в оценке Арины Родионовны Анненковым теряется в гиперболах типа: «Весь сказочный русский мир ей был известен как нельзя короче, и передавала она его чрезвычайно оригинально»[68].
Известно, что с ее слов Пушкин записал семь сказок, десять песен и несколько народных выражений, хотя слышал от нее, конечно, больше. Однако неясно, записывал ли Пушкин сюжеты песен о Стеньке Разине со слов няни или брал их из сборника Чулкова, который читал. На это обратил внимание Лотман[69]. Спор, откуда Пушкин заимствовал сюжеты некоторых сказок: у Арины Родионовны или у братьев Гримм, – продолжается. Но политическая победа при советской власти определенно оказалась не на стороне братьев Гримм.
Тот же Анненков ввел в традицию внеисторические преувеличения вроде: «Знаменитая Арина Родионовна». Он пошел еще дальше: «Родионовна принадлежала к типичнейшим и благороднейшим лицам русского мира». И, оказывается, Пушкин «посвящал почтенную старушку во все тайны своего гения». Заслуга гения определена так: он поэт, «прославивший ее имя на Руси»[70].
Славянофилы «поднимали» Арину Родионовну, которая помогала им приближать поэта к своему лагерю. Иван Аксаков говорил в 1880 году на Пушкинском празднике: «Так вот кто первая вдохновительница, первая Муза этого великого художника и первого истинно русского поэта, это простая русская деревенская баба… Точно припав к груди матери-земли, жадно в ее рассказах пил он чистую струю народной речи и духа». Это сказано, когда Фрейд еще не опубликовал ни строки. В любви к дряхлой голубке олицетворились ростки народничества, вина и беда русской интеллигенции.
После октябрьского переворота миф о няне был использован для политической коррекции образа Пушкина как народного поэта. В 1924 году идиллическую книжку для массового читателя опубликовал пушкинист старой школы Н. Лернер. «Для Пушкина, – писал он, – няня была не только нежной пестуньей и преданным другом; в ней он нашел истинно народный образ и исчерпал его в своем творчестве»
