Похоже, Пушкин просто использовал официальные политические догмы, чтобы не вникать в тему, для него малоинтересную. Именно этим объясняется, в частности, факт, на который обратил внимание Д. Благой: «Мы имеем дело с документами, адресованными властям; этим объясняется… их официальная фразеология»[383]. Поэт не только цитирует высочайший манифест от 13 июля 1826 года, но подражает его стилю, старается сделать записку соответствующей содержанию манифеста.
Судя по всему, автор хотел выразить преданность властям, отделаться от неприятного поручения в расчете на то, что никто не будет принимать поверхностные предложения всерьез и записку положат под сукно. Он охотно штампует благонамеренные чувства, лишь бы его оставили в покое. Когда Пушкин писал «нет, весь я не умру» (это можно толковать как «я умру не весь» или «часть меня останется»), он, полагаем, не имел в виду ситуацию, при которой нами с таким усердием будет изучаться абсолютно все, им написанное. Не раз он сжигал написанное. Знал бы, сжег бы еще больше. Но записка эта все равно осталась бы в архиве Третьего отделения.
В черновике записки Пушкин было написал, что перемены к лучшему в России вообще не требуются «ни духом народа, ни общим мнением, еще существующим, ни самой силой вещей», но вычеркнул это, видимо, чувствуя перебор верноподданничества, сближавший письмо с пародией. Написав о надежде на милость к декабристам, то есть на помилование жертв, сам эту просьбу и вымарывает, чтобы не сердить Его Величество. В черновике имеется фраза: «С надеждою на милость монарха, не ограниченную никакими законами». Пушкин почувствовал, наверное, что его переделка стереотипной фразы: «Произвол власти (царя), не ограниченный никакими законами», – рассердит Николая. Вычищенная записка приобретает приемлемый для главного читателя вид. Державинская формула: «И истину царям с улыбкой говорить», – эффектна, но далеко не всегда соответствует реальности.
Данное ему домашнее задание поэт выполнил, и необходимо вернуться к главному читателю и, можно сказать, первому исследователю записки – Николаю Павловичу. Пушкин недооценил главу государства – многослойная его записка читалась царем сперва весьма внимательно. При чтении он поставил на полях карандашом сорок вопросительных знаков и один восклицательный, отметив ими двадцать восемь мест записки. В традиции официального российского пушкиноведения – толковать эти знаки вопроса как возмущение, раздражение, неприятие сказанного Пушкиным. Именно с такими акцентами наиболее подробно пометы царя комментируются в цитированных выше работах А. Цейтлина и Н. Эйдельмана. Нам же представляется, что вопросительные знаки означают именно то, что они означают, когда вы их ставите на полях читаемого: непонятки, удивление, сомнение в правильности высказывания, а возможно, и недоверие к прочитанному.
