. Заметим: написать то, чего от него хотели (то есть не то, что он хотел написать, а раздвоиться и написать, что требовали) Пушкину было бы легко. Здесь два крайних слоя: думал, когда писал записку, одно, написал другое, неадекватное тому, что думал. Но Пушкин усложнил свою задачу: кое-что из первого слоя выделил. Это же, третье, устно сказал приятелю, что поднимает его в глазах Вульфа (и в наших глазах). Налицо –
троеречие (triplespeak).Свойственно это именно русскому поэту или универсально? Ведь у Байрона тоже читаем:
Во мне всегда, насколько мог постичь я,
Две-три души живут в одном обличье
[378].
Разница в том, что у Байрона это свидетельствовало о духовном богатстве и естественной противоречивости свободной человеческой натуры, а у русского поэта – раба на цепи – это страх сказать что думаешь, обязанность соглашаться с теми, от кого зависит жизнь[379]. В принципе, однако, надо говорить о мультиречии (multispeak; термин многоречие по понятным причинам не совсем подходит).
В психоанализе раздвоение Ego рассматривается как сознательное и подсознательное. Из этого проистекает, что мы имеем дело с multiple personality. Когда включается защитный механизм, то личность говорит не то, что думает. В психоанализе почти любая амбивалентность объясняется проблемой с матерью, однако рассуждения в этом направлении уведут нас в сторону. Оставим их психоаналитикам, а себе экзистенциальный аспект проблемы. Вне психоанализа, заметим: ум в том, чтобы уметь, когда надо, притворяться. Дурак обычно прям. Пушкин играл игру сознательно, используя двоеречие и мультиречие как практический инструмент, который можно менять в зависимости от обстоятельств.
Термины, конечно же, условны. Оруэлл, открыв для себя doublethink, не предполагал существования таких возможностей человека в живой тоталитарной стране. За полтораста лет до английского коммуниста-ревизиониста Пушкин оказался сложнее. Оруэлл явил блистательное сатирическое упрощение. В нашем романе «Ангелы на кончике иглы» проделан анализ речевого поведения советского главного редактора – сколько у него степеней правды[380]? Тут происходит фильтрация и сортировка по ячейкам, кому что можно сказать. Степеней саморазрешения в высказывании правды практически неограниченно много, начиная с того, что всю правду нельзя сказать никому («Мысль изреченная есть ложь»). Разные же количества ее получают жена, любовница, друзья – меньше дома, где стоит телефон, больше – на улице, где вокруг никого нет. Разные правды идут знакомым, сослуживцам, начальнику, более высокому начальнику, незнакомым, сексотам и т. д. Один и тот же факт, рассказанный жене, может интерпретироваться в разговоре с этими людьми с разными акцентами, а с сослуживцем, который подозревается в стукачестве, прямо в противоположном смысле.
