Разные взгляды на эту проблему имели место всегда. «По словам Нащокина, Гоголь никогда не был близким человеком к Пушкину», – писал еще Бартенев[257]. «Долгое время изучение отношений Гоголя с Пушкиным не было критическим, – считал В. Гиппиус. – Версия о близкой дружбе двух великих писателей не пересматривалась, не уточнялась»[258]. Отношение западных славистов к этой дружбе можно назвать сдержанным, скептическим, а иногда, как мы увидим дальше, ироническим. «А реальной близости между Пушкиным или Жуковским и Гоголем никогда не было», – отмечает Д. Мирский[259].
И крайнее неприятие Гоголя вообще, а не только дружбы с ним Пушкина, можно найти у части литературоведов в эмиграции. «Не успел Пушкин умереть, как Россия изменила ему и последовала за Гоголем, – писал А. Позов. – Это был рецидив русской не-культуры, «непросвещение»»[260]. В. Ильин говорил, что свет России отражается в Пушкине, а мрак концентрируется в Гоголе[261].
У истоков мифа об этой дружбе стоял Белинский, строивший схему развития литературы и поместивший Гоголя сперва «вместе с Пушкиным во главе русской литературы»[262]. Затем Белинский посчитал прозу Пушкина слабой, а творчество Пушкина закончившимся в начале тридцатых годов и создал альтернативу в качестве Гоголя. Пушкин еще здравствовал, а Белинский уже заявил, что «в настоящее время он (Гоголь. – Ю.Д.) является главою литературы, главою поэтов; он становится на место, оставленное Пушкиным». И еще – «…мы в Гоголе видим более важное значение для русского общества, чем в Пушкине: ибо Гоголь более поэт социальный, следовательно, более поэт в духе времени…»[263].
Педалирование полезности сделалось важным для марксистской критики: Гоголь «разоблачал», как бы усиливая более нейтральную позицию Пушкина.
Чернышевский преувеличивал политическое значение Гоголя как критика самодержавия. Для него сатирик Гоголь был важнее лирика Пушкина[264]. Повторяя и еще упрощая его, Ленин писал, что новая литература «пропитана сплошь… идеями Белинского и Гоголя»[265]. В советском литературоведении шло укрупнение роли Гоголя как основоположника натуральной школы; дружба его с Пушкиным, сделанным полудекабристом, становилась важным фактором подгонки русской политической истории под большевиков.
Смену оценок удобно проследить на примере уже цитированного нами Гиппиуса. «Личная близость Гоголя к Пушкину в гоголевской литературе заподозрена, и прежняя идеализация их личных отношений – поколеблена», – это слова Гиппиуса, сказанные в начале двадцатых годов
