О характере видений, внушивших Мухаммаду мысль о пророческой миссии, мы можем судить по свидетельствам двух родов: это несколько стихов (айатов) Корана, появившихся под непосредственным впечатлением видений, и более поздние рассказы Мухаммада, интерпретировавшего виденное в духе более поздних представлений его самого и его слушателей, передававших потом эти рассказы.
В Коране первое видение описывается следующим образом: «…вот он воздвигся и был на самом краю неба, потом приблизился и спустился, и был он на расстоянии двух луков или ближе…» (Коран, LIII)[3].
Насколько можно реконструировать ход событий по воспоминаниям близких к Мухаммаду людей, все началось с того, что, бродя в раздумье в окрестностях города, он услышал, как его окликают: «Эй, Мухаммад!» Оглянувшись и никого не увидев, он испугался и побежал домой. Даже современному человеку бывает в таких случаях неприятно, а арабы того времени твердо знали, что окликает человека в пустынных местах шайтан, и неизвестно, какая беда может приключиться после этого. В другой раз, может быть после видения, он, дрожа от ужаса, просил закутать его в покрывало, чтобы укрыться, избавиться от кошмара.
Впрочем, даже сподвижники Мухаммада не ручались за то, что ему были явлены видения, свидетельствующие о пророческой миссии. Известный знаток хадисов ал-Хасан ал-Басри (642–728) спросил как-то одного из сподвижников Мухаммада: «Было ли дано посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, узреть видение пророчества?» Тот ответил: «Аллах лучше знает, но какой-то свет он видел».
Словом, первые симптомы будущего пророчества были не столь очевидны и ярки, как представила их позже мусульманская традиция, – какие-то голоса, неопределенные зрительные видения, какой-то свет, который потом стал интерпретироваться как фигура ангела или архангела, а то и самого Аллаха. Если бы Мухаммад действительно воспринял внутренним слухом слова: «Ты – пророк», то вряд ли испытывал бы какие-то сомнения. Убеждение, что необычные явления, происходящие с ним, суть знаки пророческой миссии, пришло к Мухаммаду не сразу, и, вероятно, немалую роль сыграло мнение Вараки, к которому Хадиджа обращалась за советом по поводу происходившего с ее мужем.
Скорее всего, после этого в голове Мухаммада стали складываться первые торжественные рифмованные фразы. Появление, словно из ниоткуда, организованной ритмической или рифмованной речи всем народам древности казалось чудом, результатом воздействия могущественной силы, завладевшей человеком и внушающей ему эту небывалую, недоступную другим речь. В Аравии, как мы знаем, посредником между миром людей и миром могущественных таинственных сил считался шайтан, а поэт – ша‘ир («ведун») – представлялся рупором этих сил, родным братом прорицателя-кахина.
