|
| He wanted to follow Siddhartha, the beloved, the splendid. | Он хотел следовать во всем за Сиддхартхой, за любимым, чудным. |
| And in days to come, when Siddhartha would become a god, when he would join the glorious, then Govinda wanted to follow him as his friend, his companion, his servant, his spear-carrier, his shadow. | И если Сиддхартха когда-нибудь станет богом, если он приобщится к сонму лучезарных, - тогда и он, Г овинда, последует за ним, - как друг его, как спутник, как слуга и копьеносец, как тень. |
| Siddhartha was thus loved by everyone. | Все любили Сиддхартху. |
| He was a source of joy for everybody, he was a delight for them all. | Во всех он вселял радость, для всех был утехой. |
| But he, Siddhartha, was not a source of joy for himself, he found no delight in himself. | Но сам он, Сиддхартха, не ведал радости, не знал утех. |
| Walking the rosy paths of the fig tree garden, sitting in the bluish shade of the grove of contemplation, washing his limbs daily in the bath of repentance, sacrificing in the dim shade of the mango forest, his gestures of perfect decency, everyone's love and joy, he still lacked all joy in his heart. | Гуляя по розовым дорожкам сада, среди смоковниц, сидя под голубоватой сенью Рощи Созерцания, совершая ежедневные очистительные омовения, принося жертвоприношения в тенистой глубине манговой рощи, с отменной благопристойностью в каждом своем движении, всеми любимый, всем радуя взоры, - сам он, однако, не находил радости в своем сердце. |
| Dreams and restless thoughts came into his mind, flowing from the water of the river, sparkling from the stars of the night, melting from the beams of the sun, dreams came to him and a restlessness of the soul, fuming from the sacrifices, breathing forth from the verses of the Rig-Veda, being infused into him, drop by drop, from the teachings of the old Brahmans. | В струях речных вод, в мерцании ночных светил, в сиянии солнечных лучей мелькали перед ним образы, носились неугомонные мысли. Грезы и душевную тревогу навевали на него и курение жертвенного фимиама, и стихи Ригведы, и поучения древних брахманов. |
| Siddhartha had started to nurse discontent in himself, he had started to feel that the love of his father and the love of his mother, and also the love of his friend, Govinda, would not bring him joy for ever and ever, would not nurse him, feed him, satisfy him. | И Сиддхартха познал муки неудовлетворенности. Он почувствовал, что любви родителей, любви Г овинды, его друга, недостаточно, чтобы навсегда и всецело осчастливить, успокоить и насытить его. |
