Уж я имел надзор церковный,
Дабы исправить путь греховный,
Тому отдал немало лет,
В монастыре давал обет.
Но положусь и тут на Бога,
Авось, найдём в печать дорогу.
Ну вот, пожалуй, всё, что вспомнил.
Что о себе ты, брат, напомнил,
За то тебя благодарю,
Сей список первому дарю!
Сим остаюсь твой верный друг,
В «карантине» застрявший вдруг.
Не верьте пошлому злословью…
Не верьте пошлому злословью:
Стихи поэты пишут кровью,
Что из измученной души
Сочится каплями в тиши.
Так Пушкин на краю могилы,
Перо макая, как в «чернилы»,
На пулей прерванном веку
Писал для нас свою строку.
Идут века. В его потерю
Мы, до сих пор ещё не веря,
Тома листаем вновь и вновь:
Это зовёт родная кровь!
Вот снова Пушкин тут, в Берново
В глуши живее голос лирный,
Живее творческие сны.
А.С. Пушкин «Евгений Онегин», гл. LV
Вот снова Пушкин тут, в Берново,
Где его облик, его слово
Могли так взбудоражить вдруг
Провинциально тихий круг!
В столице жизнь его томила,
Здесь – всё для сердца было мило:
И старый сад, и барский дом,
И те, что жили в доме том.
Тут ему всюду были рады.
Что может лучшей быть наградой
Тому, кто не имел угла,
Кого судьба не берегла?
Ему открыты были «домы»,
Где он писал для всех в альбомы
Свои шутливые стихи
Про прелесть дам и их духи.
И все на выданье девицы,
Те, что кокетства мастерицы,
Сюда съезжались для того,
Чтобы услышать стих его.
Их тётки, матери, дядья
И даже поп и попадья —
Все находили: Пушкин мил,
Назона из себя не мнил.
Здесь так вольготно было лире,
Что он о Северной Пальмире
Порой совсем не вспоминал,
Забыт был даже Ювенал.
Душой был лёгок, искромётен,
Он был тогда на самом взлёте,
Успех его уже венчал,
Он здесь шедевры расточал!
Манеры, стиль, одежда, речи
И кудри чёрные по плечи,
Ногтей холёных красота,
И обхожденья простота —
Всё, что в его было природе,
Как «a la Пушкин», было в моде!
А в том, что только было ново,
В том задавало тон Берново!
Девиц бросало прямо в дрожь:
«Как Пушкин, право же, хорош!»
А он же, в пылком умиленье,
Перебирал их, как каменья!
Красу девичью обожал,
Её вниманьем окружал,
Но Мефистофель был скорей,
Чем Фауст – Вульф, тот, Алексей!
Он взгляды томные ловил,
Но… клюкву в сахаре любил,
И, лакомством наполнив рот,
Спешил поутру из ворот.
Стегнув крылатого Пегаса,
Он добирался до Парнаса:
Напоминал высокий холм
Про брег морской и шёпот волн,
О той, которая любила
И ему перстень подарила,
Чтоб странной древней фразы вязь
Хранила от неверных глаз.
Уже недолго до рассвета,
И ждёт ответ письмо Россета…
Да отчего ж так зол комар?
