"Смерть, наверное, самое лучшее изобретение Жизни. Она - причина перемен. Она очищает старое, чтобы открыть дорогу новому". (Стив Джобс)
"Любимцы богов умирают молодыми". (Плавт)
Четвёртое
Во времена правления императора Диоклетиана состоялся следующий разговор:
- Почём, крестьянин, волов продаёшь?
- За восемь монет. Добрый вол, хоть сейчас на пашню.
- Слыхал вчера один иудей говорил, что у тебя двое сдохло...
- То не у меня, а у соседа.
- Так и до тебя мор дойдёт...
- Не дойдёт, Фортуна на моей стороне!
- Не шибко то надейся на счастливый случай.
- Мне на тебя надеяться? Сколько тут всяких ходят, клянут богов из-за собственной глупости!
- Пусть вол поживёт у тебя ещё два дня, а потом я его куплю.
- Деньги давай сейчас.
- Нет, время покажет.
- Тогда катись от сюда, не создавай затор!
- Ты груб как твой осёл!
- У меня нет ослов.
- Ну, вол...
- Он такой же трудяга, как и я.
- Прощай, доброму римлянину не о чем с тобой разговаривать.
- Иди, иди, не спотыкнись. Ходят тут всякие!
- Сдохнет твой вол, вспомнишь меня.
- Мне прогнать тебя плетью?!
О, хитрый и кровожадный паучище, относящийся к жертве как к чему-то особенному, притягательному! Ты есть король, властелин тёмного леса, где прохлада влечёт к тебе ещё больше жертв. В этом лесу нет проворнее тебя, ты один имеешь терпение ждать, верить и надеется. Для тебя нет времени, твой успех всегда с тобой.
Чем выше цивилизация, тем проще умереть.
Безумного маньяка окраин Лондона искали все специальные службы, но больше всех рыскал детектив Гарэм. Утром подстригая усы, он пожелал себе дня без пули, ножа и верёвки. День был длинным и тяжёлым эмоционально: автомобильные пробки доставили много хлопот, а тут ещё капитан Джаред застрелился в своём кабинете из-за карточного долга. Но маньяка нашли; жалкий и истощённый онанизмом, он едва дышал. Гарэм хлопнул его по голове, бедняга обмочился в штаны. Столь беспомощное зрелище вырвало у детектива артрит. "Сука, сколько на душе у него жертв, а выглядит как моль зашкафная. Ну, в тюряге скоро ноги кинет!" Однако, знаменитый садист Клер Шотен прожил ещё сорок шесть лет и замучил с десяток-другой девочек и девушек в довесок к тем первым трём.
"Моя будущая мать (я её дитя во чреве) очень тонко чувствует перемену погоды: с ней в непогоду, в дождь и в снег я словно умираю в этой вдавливающейся утробе, мне не хватает кислорода, меня символично жарят на костре... Постой, бурный ветер, не смей гнать тучи, ведь я - твоё наследие, я - твоё ещё не родившееся будущее! Мать должна присесть сейчас на камень и отдышаться от долгой прогулки, иначе моя смерть придёт раньше жизни". ("30 дней до моего рождения").
