Да, отвлекся я. Вы уж простите старика за болтливость. Нашло-наехало, сами понимаете. Это я, чтобы вы лучше поняли, какие чувства мной владели. И не удержался я, открыл холодильничек, вынул початую бутылку водки, которую Настасья на травках выстаивала, да и выпил разом полстакана в память Васильича.
— Вечная, — говорю, — тебе память, Феликс Васильевич, и не волнуйся ни о чем, я за тебя поквитаюсь, и семью твою от всех бед огражу, насколько сам жив буду…
Тут мне другая мысль в голову пришла. А не мог паспорт в машине остаться, в „бардачке“? Ведь и прав, и техпаспорта я нигде не вижу. Нет, думаю, скорее, он все эти документы при себе носил, но уточнить не мешает. Позвонил я в больницу, позвал Петра Ильича, спрашиваю у него:
— Скажите, а какие-нибудь документы у Васильича были?
— Права и техпаспорт мы у него в кармане пиджака нашли, — отвечает врач. — И ещё кой-какие бумаги, до его предпринимательства относящиеся. Накладные там, доверенность одна имеется нотариальная… Все уже в отдельный пакет сложили, чтобы родным вернуть. Паспорта там не было, уверяю вас. Что, найти не можете?
— Не могу, — признался я. — Вот, свидетельство о рождении нашел, пенсионную книжку, военные дела… Может, они паспорт заменят? Очень не хочется его жену тревожить…
— Я посоветуюсь, — отвечает врач. — Может, и позволят по свидетельству о рождении все бумаги выписать. Но вы продолжайте искать. Может, ещё какие-нибудь места припомните, где его паспорт может находиться.
— Погодите, — говорю я. — Вы сказали, там доверенность есть, на кого-то им выписанная? В доверенности всегда паспортные данные указываются. Может, вы перепишете их оттуда, для всех ваших бумаг, чтобы дело не стояло? Якобы с паспорта списали… А потом и паспорт найдется, не мог же он сквозь землю провалиться.
— Ничего идея, — говорит врач. — Знаете, если нас трясти начнут, чтобы мы поскорей все бумаги о смерти оформляли, то мы так и сделаем.
Попрощался я с ним, положил трубку, малость успокоившись. Хоть дело задвижется, не будет Васильич ждать в морге, когда всю волокиту с его документами утрясут, по-человечески похороним, в должный срок… Ведь и вся организация похорон на меня ложится.
А почему только на меня, думаю? Неужели его друзья-ветераны, вместе с которыми он торговлю вел, устранятся?
И, представьте, только подумал, как в дверь звонят. Я сразу пистолет за пояс, свитер одернул, пиджак застегнул, и только потом дверь открыл. Двое на пороге стоят — те, которых я вместе с Васильичем у палатки видел, они тоже товар разгружать помогали. Одного, помню, Борисом зовут, Павловичем, кажется, а как второго — запамятовал.
