Мария на пол села, руками вокруг себя шарит, из щелей мусор выковыривает…
— Спирь, чего это? — робко голос подала. — Господи, мать моя, чего это?! Откудова ты… эту… этого припер-то?
Спирька посреди избы топчется, волосы лохматит, сообразить пытается.
— Есть оно хочет, вот чего! — вспомнил с натугой. — Каши давай!
— Волоса-а-тое-е! — истаращилась Мария. — Владыка милостивый.
— Отзынь! Отзынь, Мария… — неуверенно бормочет Спирька. — Кому тебе говорю? Положено так, бывает… Ну и волосатое, что ж теперь? По зиме оно… ёклмн… обрастает, значит. Может, дитя одичалое… В зоопарке-то… ну, в Москве не видала? Цыц, дура, грабарками-то своими елозишь, отзынь! Что, волосатых не видела?
Спирька несуразицу несет, на месте топчется.
— А хлебушка нет? Хлебца-а бы… — чудо с лавки тихонечко.
Мария по раскрытому рту ладонью бухнула, трясется. Спирька зло на нее посмотрел и — к столу. Отрезал ломоть, подал. Хлеб тут же был обкусан со всех сторон, словно мышкой тронуло…
— Голодное!
Мария опять себя по рту бухнула, потрясенно смотрит. А существо положило хлеб на лавку, крошки с ладони подставленной аккуратно подобрало в комочек и съело. Облокотилось на стол, на Марию глазами повело…
Нездешний, глубокий свет зрачки наполнил. Пульсирует, истекает он прямо в сердцевину большого Марииного тела, полнит теплотой и нежностью диковинной…
Мотнула головой Мария, встала. По глазам своим рукой провела:
— Что это я? Каша теплая в чугунке, сметана есть, грибков…
Через пять минут все на стол выставлено. Спирька за женой с достоинством следит, как будто все так и надо, так и мыслимо…
Сели за стол. Спирька кашу ложкой размял, маслица положил, и гостью не забыл… Три стопки у графина стоят. Спирька две до края наполнил, а над третьей горлышком графина с сомнением поводил и не налил. Существо покивало согласно, мол, правильно, правильно, не надо, чего зря добро-то переводить…
— Ну, будем. — Спирька стопку поднял. — Только… слышь, по имени-то тебя как? Имя-то у… вас… тьфу, ёклмн… Человеческое имя, говорю, есть ай нет?
Щурится Спирька, огурцом хрустит, вилкой грибок вылавливает…
— Улита.
— Ага… Улита. Ну что ж, имя как имя… Самое русское. Из каких? Нация или там народность? Живешь-то где?
— На болоте.
— Болотная, значит, вон оно что… Ага… Так, говоришь, болотная?
Улита в кулачок прыснула. Струится тепло из невиданных глаз, от смеха ее на душе хорошо становится, весело. И грустно немного. Но самую малость. А от смеха словно колокольчики в воздухе повисли: «Тлень-тлень! Синий день, села птица на плетень». Марии и Спирьке спокойно и хорошо, будто и не случилось ничего. Будто каждый день ходят к ним таинственные болотные гости.
