В том, что на мужа «накатывало», Мария винила себя. Три раза она беременела и все три раза не могла доносить. Деревенские злыдни сплетничали, что, мол, до того здорова Мария Терехова — дитя из чрева исторгает! Но на эти разговоры Спирька плевал, а бабу из соседнего села чуть и вовсе не прибил, когда сунулась к нему с советом найти другую жену.
Прошлый год родилась девочка семимесячная, пожила пять дней и ночью, так и не наплакавшись вдоволь, умерла. Спирька вычернел с горя, два дня беспробудно пил. Мария беззвучно плакала, слоняясь по двору, по нескольку раз перемывала одни и те же плошки-кастрюли.
На третий день, опухший и страшный, Спирька вылез во двор, долго пялился на белый свет мутными глазами, выпил трехлитровую банку молока и подошел к Марии. Тоном, не допускающим возражения, заявил, что поедет в город выбирать ребенка из детдома. Мария страшно побледнела, сцепляла и расцепляла пальцы рук, долго молчала. Потом вымученно улыбнулась и кивнула. А вечером у сарая Спирька нашел остатки трех икон, доставшихся Марии в наследство от бабки. Иконы были изрублены топором в щепу. Спирька сложил их кучкой, выкурил папиросу и сжег. Почему-то запомнился ему высвеченный пламенем глаз Николы-угодника, которому так часто молилась Мария, чтоб дал ребенка.
Месяц они обсуждали этот непростой вопрос. Спирька требовал пацана, «чтоб хулиган и поцыганистей», Мария склонялась к девочке — «беленькой, тихой и ла-а-сковой!» Сошлись на двоих. Весной было решено ехать в город выбирать «ребенков». Стали ждать весну…
…Мария смотрела в потолок. Ни о чем не думала, все думы были оставлены до весны. Она тихо погружалась в зыбкую дремоту, сулившую крепкий здоровый сон. Дремота обволакивала ее необъятное тело теплом и приятной тяжестью.
У Спирьки онемела спина, давно болела поясница. Но было любопытно вот так сидеть, ощущая вокруг пространство, темноту, наполненную невидимой жизнью.
Заскреб когтями по лавке кот Филимон, точил свои «царапалки». Ровно и могуче дышала Мария — как видно, уснула. Треснули половицы, звук тягуче повис в воздухе, прокатываясь по телу ознобиной и мурашками…
Спирька встал. Глаза привыкли к темноте, и он с интересом огляделся. С лавки прыгнул кот, тиранулся о штанину, Спирька взял его на руки. Филимон благодарно ткнулся под ухо, запел-заурчал на низкой ноте. Спирька довольно хмыкнул, погладил кота, пошел к кровати. Из-под ноги с грохотом вывернулась балалайка. Пробурчала со сна потревоженная Мария, что-то опять про «идола»…
